Инсектопедия

И действительно, L. phosphorea — поразительное животное. Как и богомол, оно наполняет мир вокруг себя мифами, преданиями и легендами. Британский натуралист Генри Уолтер Бейтс, проживший одиннадцать лет в бассейне Амазонки и открывший, помимо многих других вещей и явлений, форму мимикрии у бабочек, которая сыграла ключевую роль в появлении теории естественного отбора Дарвина, пересказывает местные истории о фонарницах: те, мол, нападают на людей на реке и убивают их. В Амазонии, пишет Бейтс, это насекомое называют «крокодилья голова», потому что его длинный хоботок чем-то похож на рыло [474]. Этот пустой ящик, торчащий на лице фонарницы, «в точности имитирует голову аллигатора, – писал Кайуа (не особо склонный к биологической или географической точности), – окраска и рельеф в совокупности дают изображение мощной челюсти с устрашающими зубами». Эффект «абсурдный, даже нелепый», но неоспоримый [475]. Как странно, что маленькая муха, живущая в лесу, имеет сходство с крокодилом и, соответственно, так убедительно пугает.

* * *

По гипотезе Кайуа, существует «репертуар пугающих обличий», некий набор прототипов, имеющийся в природе, а крокодил и фонарница черпают идеи из этого набора. Мимикрия – это вовсе не стремление исчезнуть из виду, спрятаться у всех под носом. Чаще это способность появиться вновь, навести панику внезапной сменой одного обличья на другое (что-то вроде «масок со ставнями» у индейского племени хайда). Из ниоткуда, на пустом месте богомол внезапно встает на дыбы, возвышаясь над своей добычей, демонстрируя свои устрашающие пятна-глазки, издавая зловещие звуки; его жертва замирает, как вкопанная, она парализована, она загипнотизирована, не в состоянии бежать от этой фигуры, а богомол «кажется чем-то сверхъестественным, не принадлежащим к реальности, пришельцем из запредельного мира» [476].

Такова и фонарница. За ее головой рептилии – «фальшивой головой, карликовой и гигантской одновременно» – Кайуа замечает другую голову – «крохотную головку насекомого» с «двумя яркими, черными, почти микроскопическими точками – глазами» [477]. Крокодилья морда – это маска, которая по своему воздействию и методу применения сопоставима с маской шамана-человека. Фонарница «ведет себя, словно заклинатель, колдун, который носит маску и умеет ее применять» [478].

* * *

Кайуа был заядлым коллекционером камней и минералов. На закате жизни он опубликовал «Отраженные камни» – богато иллюстрированный путеводитель по лучшим экземплярам своей коллекции, где он описывает каждый камень с характерным для себя уникальным сочетанием биологических рассуждений и поэтичных аналогий. В камнях он находит такие же соответствия, как и те, что столь неодолимо влекут его к насекомым. Мимикрия у насекомых имеет те же ключевые особенности, что и колдовство у людей; точно так же миметические украшения животных на практике и по своему воздействию – аналог шаманской маски, точно так же как пугающие пятна-глазки на крыльях бабочки Caligo напоминают о дурном глазе («Фасцинирующее действие глаз имеет место во всем животном мире»), так и великолепные камни из коллекции Кайуа («И не только они, но и корни, раковины, крылья и любая тайнопись и конструкция в природе») разделяют с человеческими искусствами некий «универсальный синтаксис», связь с «эстетикой вселенной» [479].

Если категоричное деление на сегменты – непременный первый шаг в научном рассуждении, то этот мир в любой момент вырывается за пределы отсеков, на которые он разграничен. Это размывание границ – границ «я» и Другого, тела и животного, растения и минерала. Их растворение в пространстве. В конце одного из своих самых знаменитых эссе Кайуа цитирует неистовый пассаж из «Искушения святого Антония» Флобера: «…всеобщее зрелище мимикрии, перед которым капитулирует отшельник».

«Теперь растения уже не отличаются от животных. <…> Насекомые, похожие на розовые лепестки, сидят на кусте. <…> Затем растения сливаются с камнями. Кремни походят на мозги, сталактиты – на сосцы, железные цветы – на фигурные ткани…» Антонию хочется разделиться на множество частей, быть во всем, «проникнуть в каждый атом, погрузиться до дна материи – быть самой материей» [Пер. М. Петровского. – Ред.] [480].

Чернильно-дымчато-вибрирующие отполированные поверхности яшмы и агата могут увести Кайуа в этот мир. И сердитая бабочка мертвая голова тоже может. И богомол, встающий на дыбы. И фонарница. «Никто, – пишет он, – не должен утверждать, что нелепо приписывать насекомым волшебство» [481].

Exaction Поборы

Францисканец Хуан де Торкемада, составляя свою хронику в городе, который ныне стал Мехико, написал, как в 1520 году Эрнан Кортес, взяв в плен ацтекского императора Монтесуму в его же собственном дворце, дал своим людям карт-бланш на осмотр всех помещений. Испанцы отыскали, писал Торкемада, множество небольших мешочков и сразу же предположили, что они набиты золотым песком.