Читаем Инсектопия полностью

Она приподнимает мои яйца. Не думай об уховертках. Ее розовый язык скользит по коричневым складкам моей промежности. Не думай о них. Я касаюсь влаги между ее ног; за волосками влага невесомая, как буровая мука. Не думай о них. Не думай об уховертках, выползающих из-за половых губ или крайней плоти. Не думай о них, не думай о ней. Нет.

Насекомые вертелись перед серыми глазами Джонатана и позади него; и он шел не глядя. За плотными кустами по обе стороны дороги от него не отставали линии электропередач, гудящие проводами в вечернем пекле.

Коттедж расположился на дне того, что в здешних краях сходило за лощину. Вдоль садовой изгороди бежал ручей, он же канализация. Когда шел дождь, он вырывался из своего русла, затапливая лужайку и тропинку к дому. Вокруг коттеджа под небольшим углом на пару сотен ярдов раскинулись поля: с двух сторон они утыкались в линии электропередач, с еще одной – в лесок, с другой – в загончик с полуразвалившимися препятствиями и высохшими канавами, в котором писклявые дочери владельца катались на своих пони.

Коттедж Джонатана пришпиливал к земле этот кусок пейзажа, придавливал его в центре. Джонатан сошел с тропинки и сотню ярдов прошел по дорожке к воротам. Арбутнота – владельца – не было дома. Это было понятно по куче черных мусорных пакетов, сваленных в конце дорожки. Когда он проходил мимо, то почувствовал ощутимый жар, исходивший от спекшихся пакетов, а затем увидел облако сине-золотых мух, поднявшееся в воздух и танцующее в горячих волнах.

Джонатан вошел внутрь дома, направился на кухню и бросил рюкзак на стол у холодильника. Висевшая у окна липучка была облеплена мухами. Облеплена настолько, что клейкие трупы ее жертв полностью покрывали ее, подобно запущенному шанкру, покрывающему язык. Он увидел, как муха начала кружиться вокруг липучки, поднырнула под нее и наконец присела на спинку одного из трупов. Джонатан с легким отвращением смотрел, как муха протянула хоботок в зазор между головой и тораксом трупа и начала есть.

Тогда его наконец накрыло омерзение, и он начал двигаться из комнаты в комнату, пододвигая стулья, поднимаясь к потолку и снимая эти липкие мавзолеи. Он так торопился закончить этот отвратительный труд, что дважды липучка падала на него, коронуя гадостным венцом. Он выбегал из дома, сгорбленный, с согнутыми руками, словно житель Помпеи, на которого вот-вот прольется огненный дождь, а затем забегал снова, хныча; помощи ждать было неоткуда. Прежде чем снова засесть за составление указателя, ему пришлось вымыть голову.

В кабинете золотой луч, пробиваясь сквозь щель в занавесках, высвечивал вытертое пятно на ковре. На экране «макинтоша» маленькие точки летали и отскакивали друг от друга, как насекомые в банке. Джонатан сел в кресло и включил лампу. Он передвинул мышку, и заставка экрана растворилась, уступив место тексту.

До своего похода в магазин Джонатан дошел до термина «неф». Слово, обозначающее продольную часть храма. Он вбил три буквы в окно поисковика и нажал клавишу. Компьютер принялся за работу, обрабатывая текст, ища совпадения. Он почувствовал, как расслабляется, сливаясь с машиной. Эта чистая, эргономичная вещь щелкала и гудела по-дружески. Джонатан сконцентрировался на чувстве признательности, стараясь не обращать внимания на более низкое жужжание… Более низкое, более органическое, выдающее агонию.

На мышином коврике умирала муха. Джонатан увидел, как она вращаясь выскочила из тонко очерченных теней в яркий свет лампы. Муха лежала на спине. «Должно быть, она на крыльях ползет», – подумал Джонатан, когда она замерла, подобно остановившейся миниатюрной карусели – крылья, волоски, фасетчатые глаза.

От чего умерла муха, не от морилки ли? Джонатан разместил по одной коробке в каждой комнате, но сделал это скорее, как если бы проводил магический обряд, не веря до конца, что они помогут. Как яд может подействовать на мух, но не на меня? Или, если уж на то пошло, не на уховерток? Муха снова начала вертеться, снова начала жужжать. Задрав лапки, она, как юла, перемещалась по столу, пока наконец не отскочила от листа бумаги и не утихла среди хлебных крошек. Джонатан задумался, сколько времени пройдет, прежде чем она сдохнет?

Перейти на страницу:

Все книги серии Крутые-крутые игрушки для крутых-крутых мальчиков

Ком крэка размером с «Ритц»
Ком крэка размером с «Ритц»

Уилл Селф (р. 1961) – один из самых ярких современных английских прозаиков, «мастер эпатажа и язвительный насмешник с необычайным полетом фантазии».Критики находят в его творчестве влияние таких не похожих друг на друга авторов, как Франц Кафка, Уильям С. Берроуз, Мартин Эмис, Виктор Пелевин.С каждым прикосновением к прозе У. Селфа убеждаешься, что он еще более не прост, чем кажется с первого взгляда. Его фантастические конструкции, символические параллели и метафизические заключения произрастают из почвы повседневности, как цветы лотоса из болотной тины, с особенной отчетливостью выделяясь на ее фоне. Автор заставляет нас поверить в полную реальность происходящего, которая то и дело подтверждается десятками и сотнями конкретных деталей, заставляя удивляться и сопереживать, восхищаться и утирать слезы от смеха.

Уилл Селф

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Инсектопия
Инсектопия

Уилл Селф (р. 1961) – один из самых ярких современных английских прозаиков, «мастер эпатажа и язвительный насмешник с необычайным полетом фантазии».Критики находят в его творчестве влияние таких не похожих друг на друга авторов, как Франц Кафка, Уильям С. Берроуз, Мартин Эмис, Виктор Пелевин.С каждым прикосновением к прозе У. Селфа убеждаешься, что он еще более не прост, чем кажется с первого взгляда. Его фантастические конструкции, символические параллели и метафизические заключения произрастают из почвы повседневности, как цветы лотоса из болотной тины, с особенной отчетливостью выделяясь на ее фоне. Автор заставляет нас поверить в полную реальность происходящего, которая то и дело подтверждается десятками и сотнями конкретных деталей, заставляя удивляться и сопереживать, восхищаться и утирать слезы от смеха.

Уилл Селф

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Европейская история
Европейская история

Уилл Селф (р. 1961) – один из самых ярких современных английских прозаиков, «мастер эпатажа и язвительный насмешник с необычайным полетом фантазии».Критики находят в его творчестве влияние таких не похожих друг на друга авторов, как Франц Кафка, Уильям С. Берроуз, Мартин Эмис, Виктор Пелевин.С каждым прикосновением к прозе У. Селфа убеждаешься, что он еще более не прост, чем кажется с первого взгляда. Его фантастические конструкции, символические параллели и метафизические заключения произрастают из почвы повседневности, как цветы лотоса из болотной тины, с особенной отчетливостью выделяясь на ее фоне. Автор заставляет нас поверить в полную реальность происходящего, которая то и дело подтверждается десятками и сотнями конкретных деталей, заставляя удивляться и сопереживать, восхищаться и утирать слезы от смеха.

Уилл Селф

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Тоже Дейв
Тоже Дейв

Уилл Селф (р. 1961) – один из самых ярких современных английских прозаиков, «мастер эпатажа и язвительный насмешник с необычайным полетом фантазии».Критики находят в его творчестве влияние таких не похожих друг на друга авторов, как Франц Кафка, Уильям С. Берроуз, Мартин Эмис, Виктор Пелевин.С каждым прикосновением к прозе У. Селфа убеждаешься, что он еще более не прост, чем кажется с первого взгляда. Его фантастические конструкции, символические параллели и метафизические заключения произрастают из почвы повседневности, как цветы лотоса из болотной тины, с особенной отчетливостью выделяясь на ее фоне. Автор заставляет нас поверить в полную реальность происходящего, которая то и дело подтверждается десятками и сотнями конкретных деталей, заставляя удивляться и сопереживать, восхищаться и утирать слезы от смеха.

Уилл Селф

Проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Рассказ

Похожие книги