– Капитан полиции, акабадор. В каком бы отделении ты ни оказался, там есть наши.
– Ага, – рассеянно кивнул Леша.
Внимание Мышкина кое-то привлекло. Он схватил с полки одну из папок, потрогал распухший корешок.
– Поставь обратно, – буркнул Анохин. – Я час их по алфавиту расставлял. Все сто двадцать.
– Тут же, – Леша вопросительно посмотрел на напарника, – сведения обо всех московских династиях инсептеров?
– Да, умник, – отозвался Анохин.
– Значит, – Леша кинулся перебирать папки, – тут есть и что-то про меня!
– Ох, не хотел я этого, не хотел, – Анохин устало вздохнул. – Ладно…
– К – Князь.
Леша взял папку – черную, обычную офисную папку. С белой липучкой на корешке и фломастером выведенной фамилией. С потрепанными бумагами в файлах.
У него всегда был только отец, а ведь Леше так хотелось нормальную семью! Чтобы с дедушками, бабушками, тетями, надоедливыми двоюродными братьями и сестрами, с поездками к родственникам по выходным. Чтобы вздыхать: «Ну мы же семья!» Чтобы как у всех. И вот – от семьи его отделяет только черная папка.
– А вдруг кто-то жив? – Леша в надежде посмотрел на Никиту. – Отец говорил, что все наши родственники умерли, но ведь он так часто лгал!
– Открой.
Лешины пальцы скользнули по прозрачному файлу. Обычные листки, где напечатаны имена. Никакой тайны. Никакой магии.
«Инсептеры Князь (Мышкины). Скорее всего, получили укол эскритских чернил в 1722 году, когда в Москве появились первые испанские посольства. До XX века сведений нет.
Первый известный инсептер – Мышкин (Князь) Василий Дмитриевич, 1891–1969, участник Революции 1917 года…»
Леша читал и другие имена – Степанова Алевтина Васильевна, Рогожина Нина Васильевна… Мышкин (Князь) Петр Алексеевич.
– Они, – Леша сглотнул комок в горле, – все умерли. Все.
– Мне жаль, – Никита похлопал друга по плечу. – Прости, я видел. Не хотел тебя расстраивать. Ты плачешь, что ли?
Леша отбросил папку. Несколько белых листочков выпали из файлов и теперь валялись на пыльном земляном полу.
– Аллергия, – он потер зудящие красные глаза.
Дурацкая, дурацкая аллергия. Не хватало еще, чтобы Анохин подумал, что он ревет. Просто… Вот так, в одну секунду надеешься обрести семью, и черная папка в пыльном холодном архиве сообщает, что все твои родственники мертвы. Что никто не дожил до твоего рождения. Что семьи у тебя как не было, так и нет.
– Пошли, – вздохнул Никита. – Подумаем, почему все дороги ведут в Питер.
Они покинули подземелья и, поплутав по коридорам, выползли наверх, в главное здание МГУ. В субботу днем студентов было немного. Рискуя быть придавленными тяжелой крутящейся дверью, Леша с Никитой вылезли на улицу.
– Прогуляемся? – предложил Анохин.
Но Леша не ответил. Он смотрел вперед, на дорогу. Рыжие волосы, стянутые в хвост на затылке. Мороженое «Макфлурри» в руках, узкие плечи, острые ключицы, драные джинсы-клёш и дурацкая цветастая куртка. Лариса.
– Ларс, – выдохнул он. – Привет.
Никита закатил глаза: «Вот ее еще тут не хватало».
Лариса отвлеклась от созерцания высотки и, удивленно улыбнувшись, помахала рукой.
– А что вы тут делаете?
Мороженое на кончике носа. Смешная.
– Бегали, – Леша развел руками. – Спортом занимались. А ты?
Она придирчиво посмотрела на Анохина в классическом костюме.
– Да тут тетка живет недалеко, на Ломоносовском. Навещала. Ну, увидимся в школе?
Анохин кивнул: вали, мол.
– Лар, – неожиданно сказал Леша, когда она уже собралась уходить. – Может, вместе в школу поедем?
Она пожала плечами и кивнула.
– А ты – в портал, – прошипел Мышкин Анохину. – И карточку гони на метро.
Никита вслед только фыркнул.
Шли молча. Иногда Леша прерывал тягучее молчание, спрашивая что-нибудь об учебе.
– А Чубыкин, наш классрук, урод, да?
– Ну, урод, – соглашалась Лариса.
И молчали дальше. Молчать рядом с Ларисой было удивительно приятно, но Леша всё равно дергался. Обычно в подобных ситуациях он был «мистер красноречие» – не заткнешь. А тут стушевался, испугался. Почему-то казалось, что все истории, имевшие бы с другой девчонкой бешеный успех, Ларисе были не интересны.
– Ты прости, что я дверь столовой не закрыл, – пробормотал Леша.
– Забыли, – Лариса выбросила стаканчик от мороженого в мусорку. – А ты прости, что я тебя Чмышом называла. Вы с Анохиным друзья теперь, что ли?
– Выходит, друзья. Напарники. Как Харли Дэвидсон и ковбой Мальборо.
– И кто из вас кто?
– Я – Харли Дэвидсон. Только без мотоцикла.
Лариса надолго замолчала, а в метро и вовсе достала рабочую тетрадь по английскому и стала делать домашнее задание. Леша сердито уткнулся в телефон. От Ларисы пахло тягучей макдачной карамелью – Леша ненавидел запахи «Макдональдса», но тут принюхался.
Они молча вышли на Кропоткинской и попали под дождь на Остоженке.
– Пришли, – сказал Леша, приоткрывая перед Ларисой школьную калитку.