Inside Out личная история Pink Floyd

Музыкальная активность Роджера в то время мало чем отличалась от активности других подростков: побренчать на гитаре, подбирая риффы и мелодии из старых блюзовых записей. Подобно мне, он был жадным слушателем «Радио Люксембург», а также «Сети Вооруженных сил США». Приехав учиться в Лондон, Роджер захватил с собой гитару. Ранним примером употребления нашего образования для благих нужд может служить использование им клеящихся шрифтов «Летрасет», популярных у тогдашних дизайнеров, для того, чтобы отпечатать на корпусе гитары фразу «Верю в свою душу». Нам казалось, что это выглядит весьма остроумно.

Помимо гитары, у Роджера была особая манера поведения. Как и некоторые другие студенты нашего курса, до поступления в институт он уже успел несколько месяцев поработать в архитектурной конторе. Этот опыт дал Роджеру представление о том, к чему может привести обучение, и он щеголял таким презрением к большинству из нас, которое, по-моему, обескураживало даже местный персонал.

У одного нашего сокурсника, Джона Корпа, осталось яркое впечатление от Роджера в Политехе: «Высокий, худой, со скверной кожей, он изображал Бродягу Высокогорных Равнин. Он таскал с собой гитару, на которой слегка поигрывал в студии и куда громче — в студенческом игровом холле (это была аудитория драмкружка Политеха — одно из наших репетиционных помещений. — Н. М.). Роджера я запомнил вечно отстраненным, а все его песенки повествовали о некой трагической утрате».

Временами нас призывали формировать группы для выполнения рабочих заданий, так что в течение первого года я и Роджер объединили усилия с Джоном Корпом в разработке небольшого домика. Наш строительный дизайн приняли довольно неплохо, хотя он был совершенно непрактичным. Впрочем, так получилось главным образом потому, что Джон был блестящим студентом, который, похоже, с радостью отдавался архитектуре, тогда как мы с Роджером транжирили наш общий грант на карри и музыкальные инструменты.

Работать с Роджером было непросто. Обычно я приезжал из Хэмпстеда, что в северном Лондоне, где я по-прежнему жил, через весь город лишь затем, чтобы обнаружить записку, приколотую Роджером к двери: «Ушел в „Cafe des Artistes“». С жильем у Роджера, как правило, бывало напряженно; какое-то время он незаконно занимал хибару близ Кингс-роуд в Челси. Никакой горячей воды (ванна была изъята для Челсийской купальни чуть дальше по дороге), никакого телефона, а также бесконечная чехарда жильцов. Пожалуй, этот опыт дал Роджеру немалое преимущество, когда нам пришлось справляться с жизнью в дороге, однако на практическом уровне там было даже чертежную доску некуда приткнуть.

Несмотря на то, что виды, звуки и ароматы жилищ Роджера я до сих пор отлично помню, у меня осталось совсем мало четких воспоминаний того периода о Рике — да и у него обо мне, кажется, тоже. Думаю, только-только поступив в институт, Рик понял, что архитектура не для него (если верить Рику, это был совершенно случайный выбор, предложенный консультантом по профориентации), однако Политеху потребовался целый год, чтобы прийти к тому же самому заключению. Как только обе стороны достигли взаимопонимания, Рик отбыл искать альтернативный путь и в конечном итоге оказался в Лондонском музыкальном колледже.

Что же в историю действительно вписано, так это то, что Рик родился в Пиннере, что его отец Роберт работал главным биохимиком в «Юнигейт дэйриз», а также что дом их семьи находился в Хэтч-Энде, в предместье Лондона. Там Рик посещал среднюю школу Хабердашерс-Аскс. Школьником Рик играл на трубе; он также утверждает, что начал играть на пианино раньше, чем ходить… но в таком случае он начал ходить лет в десять. По сути, лишь сломанная в двенадцатилетнем возрасте нога и два месяца постельного режима обеспечили Рику компанию гитары в отсутствие какого-либо наставника. Рик учился играть, используя собственную аппликатуру, а позднее, поощряемый своей валлийской матушкой Дейзи, применил тот же подход к пианино. Этот метод самоучки обеспечил Рику уникальный звук и стиль, а также, вполне возможно, разрушил его карьеру профессора какой-нибудь консерватории.

После краткого флирта со скиффлом Рик поддался влиянию традиционного джаза, играя на тромбоне, саксофоне и пианино. К сожалению, должен сказать, что, согласно признанию самого Рика, он к тому же использовал шляпу-котелок в качестве сурдинки для тромбона. Он ходил слушать Хамфри Литтлтона и Кенни Болла в «Ил-Пай-Айленд», а также Сирила Дэвиса, одного из отцов британского ритм-энд-блюза, в «Рэйлвей таверн» в Харроу. По уик-эндам он стопом или на велосипеде — прежде чем мы сели на мотороллеры — катался в Брайтон, одетый по богемной моде (рубашка без воротника, полупальто и, по его собственной прихоти, котелок). До прибытия в Политех у Рика случилась краткая остановка в качестве помощника по доставке в фирме «Кодак», где его обязанности заключались в слежке за водителями, которые в середине дня сворачивали к обочине и играли в гольф, а к восьми вечера возвращались на склад и требовали сверхурочных.