Inside out: моя неидеальная история

Но Джерри Цукер был потрясен, и даже, как мне показалось, чересчур, когда я встретилась с ним после нашего возвращения из Парижа, чтобы сообщить о своем согласии сняться в фильме. Он пригласил Патрика Суэйзи на роль главного героя – Сэма Уита, а в качестве его подруги хотел видеть актрису с темными, длинными, свободно ниспадающими волосами, а не девушку, у которой их практически не было. Но Джерри пошел навстречу, при этом даже не заставил носить парик. И мне кажется, что короткие волосы идеально подошли к образу моей героини.

По сюжету Молли была художницей, представительницей богемы, и жила в Трайбеке – в восьмидесятых этот микрорайон был миром художников, работавших в своих лофтах[48] и еле сводивших концы с концами, хотя ее парень Сэм занимался финансами, как многие жители Трайбеки сегодня. У Джерри было определенное видение всей картины, поэтому он повел нас с Патриком посмотреть один нью-йоркский лофт – ему казалось, что это место само все расскажет про отношения этой пары и их образ жизни. Декораторы из Paramount воссоздали этот лофт до последней детали в Лос-Анджелесе. Для меня это всегда было одним из чудес в киноиндустрии: если режиссер покажет команде, например, кухню своей мамы и скажет: «Это то, что мне надо» – через некоторое время специалисты как по волшебству создадут «двойника» этого места. Когда мы добрались до съемочной площадки, то увидели, что лофт, который они воссоздали, в точности повторял тот, что Джерри нашел в Трайбеке, – начиная от скрипучих половиц и заканчивая высокими окнами.

Молли занималась керамикой, поэтому для меня наняли гончара, чтобы научить пользоваться гончарным кругом. Некоторое время я ходила практиковаться в формировании небольших горшочков, которые до сих пор стоят у меня. Конечно, они очень дилетантские, но я храню их как память о встречах с мастером, чьи труды мы выдавали в фильме за труды Молли. Она страстно любила свое ремесло, поэтому работать с глиной она должна была с легкостью. Вскоре я обнаружила, что малейшее надавливание может изменить или даже разрушить всю форму, которая создается на гончарном круге, – и вот я делаю в фильме вид, что у меня все получается. Особенно трудно было снять сцену, где Патрик подсаживается ко мне за гончарный круг сзади, и мы начинаем вдвоем создавать из глины горшок, который становится все выше и выше, – в конечном итоге он был больше похож на гигантский глиняный стояк, которой вот-вот рухнет.

Меня волновал еще один, куда более важный момент. Из сценария я поняла, какие эмоции необходимы – точно не истерические рыдания, скорее более глубокие и напряженные чувства. Я вспомнила разговор Эмилио со своей семьей об актерах, которые плачут и во время этого морщат лица так, что их слезы кажутся вымученными и неестественными. Но я не знала, могу ли я вообще плакать, и не только как актриса, ведь вне сцены я тоже не плакала. Никогда. Я научилась сдерживать свои чувства, чтобы выживать, и не была уверена, что смогу внезапно продемонстрировать слезы. Как я могла заплакать в фильме, если не знала, как делать это в реальной жизни? Это беспокоило меня, но внутри присутствовал настрой: я должна подчинить себе эту эмоцию.

Этот фильм дал мне силу – он подтолкнул к пониманию, как можно получить доступ к моим эмоциям, особенно к моей боли. Я работала с актерским тренером Харольдом Гаскином – он начал с объяснения, что такое дыхание, как мы используем его для контроля чувств, какое упражнение помогает имитировать то, что мы обычно делаем естественным путем, когда начинаем чувствовать эмоции (а в таких ситуациях мы задерживаем дыхание). Цель упражнения состояла в том, чтобы помочь мне понять, как любую эмоцию, необходимую для сцены, связать с моим физическим состоянием. И однажды, сидя рядом с ним, я вдруг осознала, как сильно задержала дыхание, – быстрый выдох, затем вдох и задержка дыхания. Я делала это в течение многих лет, когда чувствовала страх, горе или злость, – отключала свои эмоции, используя дыхание, чтобы буквально заглушить их внутри.