Юуки, с силой упираясь в стол и зеркало, тёрлась грудью о холодную древесину. Пара флакончиков дорогого парфюма, которые Канаме привозил для неё в прошлые разы из своих поездок, постукивали друг о друга при каждом движении Курана, создавая лёгкий ритмичный звон. Словно музыкальное сопровождение. Как в фильме. И Юуки снова стало стыдно от таких мыслей, она надавила на зеркало, и оно дало лёгкую трещину, а вместе с тем движения Канаме внутри неё становились быстрее, дышать уже было очень трудно, но жизненно необходимо. Она на каком-то инстинктивном уровне подумала, что если сжать ноги вместе, то она и плотнее сможет сжать его внутри себя, сделав ещё приятнее им обоим. Хотя куда приятнее, если дальше — обрыв и прыжок в бездну сумасшествия.
Юуки свела бёдра вместе, и Канаме застонал, больно сжав её плечи. Она хотела вскрикнуть, но вместо этого с её губ вновь сорвался очередной стон, одобряющий действия её возлюбленного, и Юуки подняла взгляд на его отражение в зеркале. Он дышал через полуприкрытый рот, и окровавленные клыки едва поблёскивали. Влажные от пота волосы прилипли к щекам, мышцы сильно напрягались, и всё же. Всё же он оставался прекрасен. Особенно прекрасен в такой момент.
«Ты тоже великолепен, когда любим. Мною».
Юуки надо было смотреть на себя, на своё лицо и следить за эмоциями, которые оно выражало. Она пересилила себя и опустила взгляд в зеркале, пока её тело продолжало содрогаться от приятных фрикций в ожидании фонтана эмоций. Её лицо и фигура больше не казались ей детскими. Девушка, что вызывает такие эмоции на лице взрослого мужчины, — уже тоже взрослая. И она поняла, что ей нравится её отражение. Отражение молодой женщины, чьё тело было таким желанным.
— Нет, больше не могу! — крикнула Юуки и кончила, громко охнув от мощного наплыва физических ощущений. В порыве она с силой ударила кулаком по зеркалу, разбивая их единое отражение на множество мелких под разными ракурсами.
Канаме протяжно выдохнул и опустился на спину Юуки, пряча лицо в её волосах. Она чувствовала его сбитое дыхание на своей шее и улыбнулась от блаженства. По спине стекал пот, увлажняя кожу, а краснота с лица наконец сходила. Что-то в её сознании щёлкнуло, и Юуки подумала, что больше не сможет сомневаться в себе. Если Канаме так сильно любил её, что не желал скрывать её тело под темнотой и одеялами, значит, она действительно была не так плоха, как о себе думала.
Когда они оделись, Канаме подошёл к постели и окинул взглядом гору платьев. Усмехнувшись каким-то своим мыслям, о которых Юуки не успела спросить, он выудил длинное силуэтное платье белого цвета с золотистой окантовкой и высокой талией.
— Из всего представленного здесь этот наряд лучше других подчеркнёт твой статус нежной, но сильной принцессы. Ты так не думаешь?
Юуки посмотрела на струящуюся ткань, затем на расслабленное лицо Канаме, и мягко улыбнулась, кивая. Она больше не будет сомневаться в выборе. Ведь самое лучшее у неё уже есть.
========== Phase V. Venom ==========
Этим вечером Юуки, впервые за всё время в особняке, было разрешено покинуть родной дом и выйти на улицу. Канаме приложил все усилия, чтобы замять последствия уничтожения Совета своим авторитетом и властью клана Куран, который черпал свою силу в глубине веков. И вот наконец, когда ночное общество было морально готово устремить свои алчущие взоры на наследницу королевского клана, она сидела в комнате для приготовлений перед зеркалом и пыталась унять дрожь.
— Соэн-семпай, — никак не могла угомониться бедняжка и всё время теребила аристократку, которой невольно пришлось исполнять обязанности фрейлины. — А если я оступлюсь?
— Не оступитесь, Юуки-сама, — с усилием скрывая раздражение, сквозь зубы процедила Лука. — Мы с Вами отрабатывали походку не один месяц. Вы полностью готовы предстать как истинная принцесса Куран.
Соэн придирчиво осмотрела маникюр Юуки. Искоса взглянув на её растерянное лицо, аристократка спросила:
— Ногтями занимался Канаме-сама, как обычно?
— Угу, — только и смогла выдавить из себя Юуки, вспомнив, в каких обстоятельствах он решил сделать ей маникюр на бал.
Она лежала, раскрасневшаяся и разгорячённая, на постели рядом с ним, а он — само спокойствие — осторожно целовал каждый палец её правой руки. Внезапно остановившись, он внимательно рассмотрел её ногти и сказал, что хотел бы сделать ей приятное.
И занялся маникюром.
Юуки всегда удивлялась, зачем Канаме это делал. И положа руку на сердце, она никогда не слышала, чтобы кто-либо из мужчин королевских кровей, да и вообще мужчин в целом, был заинтересован в приведении в порядок ногтей своей благоверной. Но Канаме как будто доставляло удовольствие прикладывать руку ко всему, что связано с Юуки, не исключая внешний вид. Словно восхищаться ею и знать, что она его невеста, было мало, надо было иметь в виду, что это он растит в бывшей хулиганке-стражнице истинную королеву.
Что немало тешило его самолюбие.