Инспектор и бабочка

Это тоже были фигурки, но не каменные, бронзовые или деревянные. Тряпичные. Совершенно непрезентабельные убогие куклы размером с ладонь, и где только Лали разжилась этой гадостью, и зачем хранит ее? Субисаррета легко мог представить себе маленьких девочек из затерянной в Сахеле деревни; он легко мог представить дома в ней – приземистые, глинобитные, покрытые слежавшимися пальмовыми листьями. И девочек в этих домах: он сидят на земляном полу и дни напролет мастерят кукол из обрывков бечевки, кусочков ткани, соломы, бусинок и птичьих перьев. Иногда в ход идут кости животных и зола: надо же обозначить лицо, а на лице – глаза, нос и слегка кривоватую линию рта. Маленькие черные девочки заняты самым девочковым делом на свете: они сочиняют кукол и истории про кукол, имеющие мало сходства с реальностью. Впрочем, не только черные девочки грешат этим, но и белые: любые девочки в любой бедной стране, но представить за этим занятием Лали – невозможно.

Кукол было около десятка: они отличались друг от друга лишь выражением лица: кто-то улыбался (задранная вверх скобка), кто-то, наоборот, печалился (опущенная вниз скобка). Кто-то хмурил не слишком аккуратно нарисованные брови, кто-то закрывал не слишком удачно нарисованные глаза. Повертев одно из никчемных существ в руках, Икер обнаружил криво написанную и слегка расплывшуюся букву «А» – прямо посередине прикрытой кусочком органзы грудной клетки. Интересно, что означает эта «А»? Первую букву имени? Девочки всегда сентиментальны и, поскольку куклы – их лучшие друзья, они не могут позволить куклам остаться безымянными.

Вот и эти – совсем не безымянные, кроме «А» имеются еще «К», «S», еще одно «А» и еще одно.

Чем больше Икер вглядывался в кукол, тем более мрачным он становился. Не-ет, это не куклы в классическом самодельном варианте, – не просто куклы. Что-то совсем другое, совсем. О чем и подумать неприятно, учитывая несколько булавок, торчащих из кукольных голов. Булавки были всажены на максимально возможную глубину, и Субисаррета никогда бы не обнаружил их, если бы не стал всматриваться так пристально.

Ассоциация возникла не сразу, но, когда возникла, не очень понравилась Субисаррете. Его прежняя возлюбленная Лусия свято верила в такие штучки, – их часто эксплуатируют киношники, навешивая доверчивым зрителям лапшу на уши; Лусия – верила, а Субисаррета мягко подтрунивал над ней: если это где-то и практикуется, дорогая, то только не в нашей цивилизованной стране.

Вуду, – вот как назывались эти штучки.

Вуду.

Как ни старался инспектор, но смонтировать ясноглазого ангела и тряпичную мерзость так и не сумел. Он даже попытался найти объяснение куклам: какую-то часть времени Лали проводит в Африке, а жить в Африке и не посещать большие рынки нельзя. Молодой детектив Жано сообщил Икеру, что на местном рынке можно найти все, что угодно. Куклы – не исключение, они легко подпадают под термин «что угодно». Наверняка, именно на рынке Лали и разжилась тряпичным убожеством.

Легче от таких умозаключений Субисаррете не стало, напротив, снова навалилась сосущая тоска и ощущение беды.

Нужно убираться отсюда, и чем скорее – тем лучше.

…Коридор встретил инспектора тишиной, а путь к холлу показался намного легче, чем путь к комнате Лали. Стены и пол вели себя почти по-дружески: не сужались произвольно, не удлинялись и не раскачивались. Под ногами Икера чуть поскрипывал дубовый паркет – паркет, а вовсе не зыбучие пески. В невинных литографиях на стенах не было ничего тревожного, и все же Икер пошел быстрее, а потом и вовсе побежал. Он остановился только в холле, середина которого была залита холодным, мертвенным светом. Свет шел от широкого, во всю стену окна, и, при желании, можно было бы разглядеть всю панораму прилегающих к вилле «La Souriciиre» окрестностей. Лишь одно мешало полноценному созерцанию – кожаное кресло.

Такие массивные кабинетные кресла стоят в дорогих домах «с историей», обычно им сопутствуют мягкие пледы, пухлые приключенческие романы и… кошки.

Подойдя чуть ближе, Субисаррета не нашел ни пледа, ни романа, ни кошек, зато увидел Дарлинг. Она сидела, вжавшись в спинку кресла и подтянув колени к подбородку; невидящий взгляд женщины-папоротника был устремлен куда-то вперед, а от всей фигуры веяло такой печалью, что сердце Икера невольно сжалось.

Субисаррета негромко кашлянул, чтобы привлечь внимание, но Дарлинг даже не обернулась. Выглядит она усталой и какой обессиленной, что могло произойти?.. Чувствуя себя назойливым идиотом, инспектор кашлянул снова, а потом тихо произнес:

– Здравствуйте, Дарлинг.