Инспектор и бабочка

– Ну, пятьдесят, как минимум. Такая длинная дура красного цвета, с парусиновым верхом. В него и сесть-то страшно, только и думаешь, как бы не развалился. Уж не знаю, где Виктор откопал этот раритет… Не иначе как на автомобильной свалке! Однажды он подвозил меня, так я проклял все на свете. Магнитолы там нет, дверные ручки постоянно заедают и вечные мучения со стеклами. Если опустишь – не поднять толком. И наоборот.

– Номерной знак этого раритета вы, конечно, не запомнили?

– Не задавался такой целью, но могу посмотреть в бумагах… Если вы подождете минутку.

– Подожду.

Спасительный канат, украшенный еловыми гирляндами, больше не просматривается в тумане, ни одна лампочка не горит. И покалывание в пальцах прекратилось само собой; фокс по кличке Истина потерял к Субисаррете всякий интерес, отправившись по своим неотложным собачьим делам: гонять птиц и велосипедистов и задирать ногу на колеса припаркованного черт знает где «форда» Виктора Варади. И лишь к ориенталам фокстерьер считает за лучшее не подходить.

Или он не замечает их, как не заметил Виктор?

Чем больше инспектор думает о сцене, разыгравшейся на ресепшене, тем гуще становится туман. Сказанное Аингеру («Варади относился к кошкам с симпатией») идет вразрез с поведением портье. Почему Виктор не покормил кошек сам, ведь банки с едой были при нем? Почему он не окликнул их, не погладил, не почесал за ухом?

И что он делал на втором этаже гостиницы?

Портье вернулся на ресепшен в пять сорок четыре утра, так утверждают цифры на пленке. Вернулся один, легко сбежал по лестнице, на поначалу направился не к стойке. Снова подошел к входным дверям: в отличие от прошлого, – ночного раза – почти вплотную. Подышал на стекло, поводил по нему пальцем, затем отступил назад на несколько шагов, постоял, склонив голову набок. И только после этого занял привычное место и снова раскрыл книгу.

С одеждой Виктора все было в порядке, ни единого темного пятна, ни единой сомнительной складки; лишь волосы, до того распущенные, оказались забранными в хвост. Неужели четырнадцать минут ушло только на приведение в порядок прически?..

– Вы слушаете меня, инспектор?

– Да.

– Номерной знак – ноль восемь восемьдесят VPJ.

В принципе, для поисков «форда»-развалюхи номерной знак не так уж важен. Исходя из описаний Аингеру, речь идет о «Thunderbird» – культовом американском авто, не теряющем своей притягательности даже в убитом состоянии. Не то чтобы инспектор хорошо разбирался в марках машин (он рассматривает их как средство передвижения, не более), но Альваро…

Икер снова упирается лбом в раскроенный затылок Альваро, его другу нравилась именно эта машина, так же как она нравилась покойному американскому президенту Джону Кеннеди и Мэрилин. Об автомобильных предпочтениях сладкой парочки ему тоже рассказал Альваро, еще в Доломитовых Альпах. К чему были пристегнуты восторги относительно «форда-Thunderbird», Икер, честно говоря, позабыл. Но хорошо запомнил описание машины, и кабриолетный парусиновый верх там фигурировал. Или – кожаный?.. Несмотря на наплыв туристов, Сан-Себастьян – город маленький и что-то, отличное от стандартных «сеатов», «рено», «пежо» и «ниссанов», инспектор заметил бы всегда. Но «форд-Thunderbird» не попадался ему на глаза ни разу.

Теперь придется искать его целенаправленно.

– Спасибо. Скажите, Аингеру… Туалет для персонала…

– Туалет находится на первом этаже, справа от ресепшена.

– А на втором?

– Вас интересуют именно туалеты?

– Э-э… любые подсобные помещения.

– Там есть комната, где горничные хранят моющие средства. Бельевая…

– Эти помещения запираются?

– Естественно. Но единый электронный ключ подходит и к ним.

– Вы ведь были на ресепшене, когда русская вернулась в гостиницу?

– Вы же знаете…

– Просто уточнил. Это вы рассказали ей, что произошло?

Мгновенно воцарившееся на том конце трубки молчание спустя несколько мгновений сменяется судорожным вздохом:

– Ну… В подробности я не вдавался…

– Вы только сообщили, что произошло убийство.

– Не совсем так.

– Но в целом – так. – У Икера нет никакого желания выслушивать оправдательный лепет Аингеру. – Насколько я помню, она собиралась лично переговорить с Варади. Она удивилась, увидев на ресепшене вас, а не его?

– После всего что произошло… это было уже не существенно. Виктор… О нем никто и не вспомнил.

– А как она отреагировала на новость… о прискорбном событии?

– Довольно спокойно, я бы сказал – философски.

– Философски? Что значит «философски»?

– Это значит – никак. Поинтересовалась только, можно ли ей и девчонке подняться в номер. И я взял на себя смелость…

– Понятно. Вы скорчили из себя хозяина отеля. И положения заодно. В котором часу они вернулись?

– Точного времени я вам не назову, но, очевидно, в самый разгар следственных действий. А что… У вас возникли какие-то подозрения?..

Даже если бы подозрения и возникли, юнец Аингеру был бы последним человеком, с которым Субисаррета решил бы ими поделиться.

– Еще один вопрос. У вас в гостинице не принято останавливаться с животными, не так ли?