Инспектор ливней и снежных бурь

Разве полночь не кажется большинству людей чем-то вроде Центральной Африки? Разве нас не соблазняет перспектива исследовать ее, проникнуть до берегов ее озера Чад, открыть истоки ее Нила, которые, может статься, находятся где-то в районе Лунных гор? Кто знает, какие плодородные земли, какие красоты животного и растительного мира можно найти там, какую первобытную простоту, какие отблески истины можно обнаружить среди ее смуглых обитателей?

Мы освещаем лишь первые часы ночи. Свет за циферблатом часов на филадельфийской ратуше гасят ровно в одиннадцать часов вечера, чтобы не жечь зря масло. В городах эти часы отданы на откуп нескольким сторожам, которым надлежит следить, чтобы не случалось никаких безобразий. Неужто у нас никогда не будет сторожей другого рода, которые на зеленых холмах будут ожидать появления Божественного сияния? Высматривайте врага с городских стен, но не друга – с сельских холмов!

В Лунных горах, в ночной Центральной Африке – вот где скрываются истоки всех Нилов. Экспедиции, снаряженные вверх по течению Нила, доходят лишь до порогов, минуют развалины Фив и, возможно, достигнут устья Белого Нила, но нас-то интересует Черный Нил. Люди лишь строят догадки относительно того, где берут свое начало некоторые великие реки, такие, как Нил и Ориноко (?).

Неужели нужно высовывать голову из окна и просить сторожей, этих ночных блюстителей порядка, рассказать нам о ночи – каковы приметы ее прекрасного облика? Разве такие вопросы задают сторожам? А кому же тогда задавать их? Неужели нет никого, кто мог бы дать на них ответ?

Все вещи притягивают друг друга и стремятся слиться, подобно каплям воды. Пальцы соединены перепонкой. Законы света таковы, что когда я держу их против света близко друг к другу и свожу вместе, то, прежде чем они коснутся друг друга, кажется, будто вырастает перепонка и соединяет их. Так же бывает с предметами, которые мы рассматриваем через стекло с дефектами.

Имеет ли человек право лечь в постель, зависит от того, как он провел день. Проведите несколько часов так, чтобы получить право спать на солнышке.

Друзья, друзья! Меня не радуют встречи с ними. Им не хватает веры в меня, веры в человечество. Их самая жестокая, самая бессердечная мысль является, наконец, облеченная в вежливые и непринужденные слова. Я не отвечаю на их приглашения, потому как не чувствую, что меня приглашают; а того, что мы не делаем, и объяснять не нужно. Один из них говорит: Люби меня, но не в этой грязи. А другой: Кончай с этим, и будешь так мил. Тот, кто свысока относится к другим, заслуживает лишь презрения.

Зимой ботаник может изучать лишайники.