Инспектор Лосев

– Э-э, уважаемый, на такой крючок меня не подденешь. Я воробей стреляный. Это вы доказывайте. А я погляжу, что у вас получится. Кто меня дома видел? Кто видел, что я эти тряпки у Верки брал? Никто не видел. Нет таких людей, понятно? Значит, и прямых улик у вас нет. А на косвенных вы далеко не уедете. Сто раз суд будет возвращать на доследование. Мартышкин труд. А я вам ничего не скажу. Положь мне прямые улики, тогда поговорим. Вот так.

Глава 5 Наши необычные похороны

Я сижу в кабинете Кузьмича и от досады прошу разрешения закурить, совершенно забыв на миг наше неписаное правило не курить в его кабинете.

– Перебьешься, – говорит Петя Шухмин.

– Пусть потянет, – сухо разрешает Кузьмич. – Ишь какой расстроенный. Как будто он ожидал, что этот Горбачев упадет перед ним на колени и все расскажет. А он, милый ты мой, всю юриспруденцию знает не хуже нас с вами. Имел возможность изучить. На собственном опыте. И он прав, конечно: выкладывай доказательства. А у нас…

– Но вещи же! Вещи же с кражи! – не выдерживаю я.

– Ну и что? – сердито спрашивает Кузьмич. – А как они к нему попали, ты знаешь? Да он скажет, что купил по дешевке у какого-то бродяги на вокзале. Или под забором нашел. И все. Ты ничего не докажешь.

Да, с задержанием Горбачева и обнаружением у него краденых вещей дело нисколько не продвинулось вперед. Ведь мы и раньше, от Жилкина, знали, что у Горбачева каким-то образом появились вещи Веры Топилиной. Кстати, сегодня утром и Нина, и Полина Ивановна опознали обе вещи, платье и кофточку. Но откуда они взялись у Горбачева, остается неясным.

– Неизвестно даже, ездил он в ту ночь домой или нет, – задумчиво говорит Петя Шухмин. – Вот черт!

– Кто был с ним ночью в вагоне-ресторане? – спрашивает Кузьмич. – Ты выяснил?

– Конечно, – отвечаю я и безнадежно машу рукой. – Никто не видел, чтобы он уезжал куда-нибудь.

– Кто же все-таки был? – невозмутимо повторяет свой вопрос Кузьмич. – Давай назови.

– Ну, официантка была. Та самая, что потом заболела в пути. Повар был. Слесарь, электрик. Потом экспедитор, который продукты привез. Двое грузчиков.

– Грузчиков?! – подскакивает на своем стуле Петя.

– Можешь не волноваться. Совсем другие грузчики.

– А те? Они тоже в ту ночь были на вокзале? – не унимается Петя.

– Неизвестно. Зинченко ничего про это не сказал. Но вообще-то они все там возле ворот и на путях крутятся. Как кликнут, так и бегут. Паспортов не спрашивают и регистрации не ведется. На два-три часа живая сила нужна, чтобы продукты быстрее перегрузить. Вот и все.

– С кем же ты про Горбачева говорил? – спрашивает Кузьмич.

– С поваром. Со слесарем. С экспедитором. Никуда, говорят, он надолго не отлучался. Но они тоже не всю ночь, конечно, при нем находились.

– М-да. С этой стороны, пожалуй, не подберешься, – соглашается Петя. – А ведь подход должен быть. Взять хоть Зинченко…

– А! – безнадежно машу я рукой. – Этот больше ничего не скажет, пока мы того бандита не поймаем, Федьку.

– По кличке Слон, – безразличным тоном добавляет Кузьмич.

Мы с Петей на минуту умолкаем, ожидая, не сообщит ли Кузьмич еще что-нибудь об этом Федьке. Мы, конечно, не забыли, что Федькой Кузьмич занялся сам, занялся потому, что тот совершил слишком уж дерзкое и опасное преступление, и еще потому, что каждый час пребывания его на свободе грозит бедой. Ну, а когда Кузьмич за что-то берется, то можно ожидать открытий и почище того, какая у этого бандита Федьки имеется кличка. Однако расспрашивать Кузьмича мы не решаемся, да и бесполезное это занятие. Кузьмич сообщает всегда только то, что нужно знать по тому или иному делу, и очень редко то, что знать нам интересно и любопытно; так что расспросами у него все равно ничего не добьешься.

– И вот еще что не забудьте, – говорит Кузьмич. – Завтра в семнадцать часов хороним Воловича. Из морга районной больницы выносим. Знаете, где она?

– Найдем, – киваю я. – И вообще траурное объявление висит.

– Оно не только там висит, – поправляет меня Кузьмич. – Оно во многих местах висит.

Что-то в его голосе невольно настораживает меня, но я не задерживаю на этом внимания. Тем более что вслед за этим Кузьмич добавляет и вовсе уже странные слова:

– Если увидите меня там, не подходите.

При этом тон его не позволяет задавать какие-либо вопросы в связи с таким странным приказом. И мы с Петей только коротко и сдержанно отвечаем почти одновременно:

– Слушаюсь.

А я вновь возвращаюсь мыслями к Горбачеву, который куда больше меня занимает, чем все слова и интонации Кузьмича.

– Все-таки подозрителен этот Горбачев, – задумчиво говорю я. – Возможно, что он и в убийстве замешан. На нем пробы негде ставить.