Инспектор Лосев

Клочок оказался уголком газеты. На нем торопливо шариковой ручкой был написан номер телефона и рядом стояли два, очевидно, сокращенных слова: «пят» и «вт». Кузьмич на секунду задумался, потом кивнул головой.

– Ладно. С этой запиской мы разберемся. Можно ее оставить?

– Ну конечно. Чего вы спрашиваете?

– Спасибо. А этот человек обещал еще раз зайти?

– Нет. Сказал, что будет ждать звонка Николая. Он уверен был, что я знаю, где Николай. Просто не хочу ему говорить.

– Ну что ж. Прекрасно. А когда звонить, сказал?

– Сказал, чтоб вечером звонил. По вторникам и пятницам. Там же написано.

– А он сам у вас когда был?

– Когда?.. Сейчас скажу… Господи, когда же он был?.. Ах да! Он позавчера был, в четверг. Я же работала. Он за мой столик сел.

– А ваш домашний адрес он знает?

– Что вы! Нет, конечно. Николай никогда бы ему мой адрес не дал. Он никому его не давал, даже Леше и то.

– Ну, спасибо вам, Муза Владимировна, – сказал, вздохнув, Кузьмич. – Спасибо. Очень вы нам, кажется, помогли. И не переживайте уж так. Все, что случилось, – к лучшему, поверьте мне. А вы сейчас дочкой побольше займитесь, матери помогите! Это вас хоть как-то отвлечет.

– Если бы его была дочка… – опустив голову, тихо, с тоской произнесла Муза и закусила губу.

– Его дочка в другом городе бегает, – сердито сказал Кузьмич.

Муза подняла на него глаза.

– А вот этого вы могли бы мне не говорить.

– Простите, – смутился Кузьмич. – Вырвалось. Всего вам доброго.

– Вы мне пропуск подпишите, – сказала Муза сухо.

Когда она ушла, Кузьмич еще некоторое время сидел за столом, то и дело досадливо потирая седой ежик волос на затылке. Он был недоволен собой и все еще смущен.

Потом Кузьмич посмотрел на часы, встал, убрал в сейф бумаги со стола и, заперев кабинет, отправился обедать. Субботний день снова проходил на работе.

А после обеда в управлении появился Валя Денисов. С ним вместе приехала немолодая женщина в красном пальто.

Когда Кузьмич возвратился в свой кабинет, Валя попросил разрешения зайти к нему со своей спутницей.

– Роза Григорьевна, – коротко представил он ее Кузьмичу.

– Присаживайтесь, Роза Григорьевна, – сказал Кузьмич, указывая на стул, на котором час назад сидела Муза. – Вам, наверное, уже известно, почему мы вас побеспокоили?

Женщина оказалась много старше, чем можно было предположить в первый момент, судя по ее тонкой фигуре и легкой, порывистой походке. Узкое лицо ее с большими строгими глазами было покрыто сеткой мелких морщин, руки – большие, узловатые, привыкшие к нелегкому труду руки работницы. Уже начавшие редеть светлые волосы с заметной сединой на висках были небрежно собраны в пучок. Слегка робея от необычной обстановки, в которую вдруг попала, женщина опустилась на самый краешек стула, оправив на коленях темное платье, и с любопытством оглядела кабинет.

– Известно, известно, – закивала она в ответ на вопрос Кузьмича, не переставая оглядываться. – Вон он мне все и растолковал, – Роза Григорьевна указала на Валю. – Чего ж тут неизвестного?

– Так как, помните вы тот вечер?

– А как же? Ясное дело, помню.

– Вот вы мне и опишите все, что было, что видели.

– Так я ж ему вон все как есть уже описала, – женщина снова кивнула на Валю. – И все он понял.

– Вот вы и мне опишите, чтобы я тоже понял, – улыбнулся Кузьмич.

– Пожалуйста. Мне что? Я хоть сто раз опишу, – охотно согласилась Роза Григорьевна. – Значит, часов так уже в десять это было-то. Точнее сказать, в одиннадцатом. Как раз, помню, кино по телевизору кончилось. Вышла я, значит. А темень у нас во дворе страшенная. Уж сколько писали, сколько писали, вы бы знали. Тут, дорогие начальники, кого хошь убьют или разденут. Уж и Борис Кириллович покойный, помню, еще хлопотал. Все обещали. И человек вот уже помер, а темень эта распроклятая как, значит, была, так и осталась. Это что же такое, я вас спрашиваю? – Роза Григорьевна все больше распалялась от негодования. – А вот возьму и слова вам не скажу, пока двор нам не осветите! Это ж подумать только!

– Мы, Роза Григорьевна, все от нас зависящее сделаем, – серьезно сказал Кузьмич. – Правы вы тут на сто процентов. Обещаю вам.

– Вот, вот. Сделайте. Все спасибо вам скажут, – уже совсем другим тоном подхватила Роза Григорьевна и со вкусом снова приступила к рассказу. – Ну, вот, значит. Вышла я себе. Темень, говорю…

– А зачем вы во двор вышли?

– То исть как «зачем»? Своего искать.

– Это мужа, значит?

– А то кого же? Он, как что, в котельную от меня бегет. Дружки у него там растреклятые. А со мной у телевизора ему, видишь, плохо. Ну, вышла я, одним словом. Гляжу, бегут двое, к воротам. А там как раз, значит, фонарь на доме. Добежали они до него, и тут один другому чегой-то крикнул, и они назад повертали. Меня, как вроде, в сердце стукнуло. Не иначе, думаю, жулики, чегой-то сотворили, бесы. Я сторонкой так за ними и пошла. Гляжу, а они уже, значит, из сарая вылазят. И назад к воротам побежали. А один, который повыше был да похудее, губки такие, как у девки.

– Выходит, разглядели вы его? – поинтересовался Кузьмич.