Инспектор милиции

Славка, словно глухонемой, что-то показывал руками. И в его глазах было столько ужаса, будто я упускаю вынырнувшего в последний раз утопающего.

Что мне подсказало, не знаю. Я почувствовал, что бамбуковая дуга на пределе и вот-вот с треском лопнет на пучки волокон. Я отпустил немного леску, подчиняясь тому там, в воде, подчиняясь, чтобы он подумал, что вы­играл и сейчас уйдет куда хочет.

— Ведите по течению и подсекайте,— не выдержав, прошептал Славка.

Я забыл, куда течение. Я не знаю, что такое подсе­кать, убей меня бог!

Но оно, тяжелое, мокрое, живое, все-таки пролетело над головой, описало вокруг меня круг и шлепнулось в камыши у самой воды.

Я плюхнулся на землю животом и, выпустив удили­ще, хватал сазана обеими руками.

Он, словно из гуттаперчи, прыгал вокруг моих паль­цев, пока я, не подавшись всем телом вперед так, что моя голова повисла над рекой, не накрыл его грудью.

Славка присел на корточки.

— Где?

— Там,— показал я под себя, боясь пошевелиться.

И тут он захохотал. По-мальчишески, безудержно, от­крыто, во весь голос.

Я расслабил мышцы, и на миг мое лицо окунулось в воду.

Потом я тоже засмеялся. И каждый раз при попытке встать погружался подбородком в реку.

Мой сазан был что надо! Килограмма на три!

Мы сидели на своей плешине в камышах. Взошло со­лнце, теплое, ласковое, большое. На кукане тяжело вздыхало полдюжины лоснящихся рыбин. И пели первые жаворонки, свечой поднимаясь в небо.

— Эх, кабы не работа! — азартно воскликнул Слав­ка.— Пошли бы еще на другое место. Здесь теперь не клюнет.

— И так уже килограммов десять. Девать куда?

— Баба Вера найдет куда. Навялит.

Мокрый мешок с рыбой, пахнущей холодной рекой, мы тащили по очереди. Я, конечно, хотел сам. Но Славка не желал уступать. Уже недалеко от Крученого мы сели передохнуть.

Лицо парнишки сияло. Он был готов на дальнейшие подвиги, потому что мы были теперь на равной ноге, при­общившись к.реке, к этому утру.

Я, как бы невзначай, спросил:

— В город тянет?

Славка улыбнулся: неужели не видишь сам? Разве это в городе есть? Разве в городе ты такой, какой был сегодня там, на выкошенном пятачке? И разве в городе ты не такой же чуждый природе, как его серый, масля­нистый асфальт?

Но ответил: он более интересно, чем я ожидал:

— Теряюсь я там. Чего-то хочется, а все не то. Навер­ное, потому: и бегал.

— А вот ученые подсчитали, что к концу нашего сто­летия большинство людей будет жить в городах. Славка лукаво посмотрел на меня:

— Но не все же?

Я вдруг подумал: а ведь действительно не все. И во­обще, правы ли ученые? Может быть, человечество возьмет и разбежится из городов. Надоест ему жить среди бетонных коробок, пусть даже нарядно прибранных стек­лом и сталью, надоест нюхать гарь и бензин. Ведь какая ширь вокруг! Посели каждого на четверть гектара, и еще останется ого сколько!

Я сам всегда немел от восторга, заходя в лес, и слов­но сбрасывал с себя ненужный хлам городской суеты.

Или здесь, в окружении степи… Тоже какая радость и тишь!

Ведь в конце концов роботы-автоматы, наверное, за­менят людей у станков. Так пусть им и остается город. Этакий огромный механизм, работающий сам по себе, производящий по указке и заданию человека нужные вещи и всякие там машины. Зачем жить среди них, при; них, когда они будут доведены до совершенства?

А управлять ими можно и на расстоянии. Если сейчас с Земли управляют луноходом, а он на другой планете…

Славка, как бы угадывая мои мысли, задумчиво сказал:

— Как только у городских свободное время и есть на чём ехать, бегут за город. В субботу, в воскресенье. А уж в отпуск — в обязательном порядке. Может, когда-ни­будь сделают так: жить за городом, а в него ездить на один-два дня работать. Железные дороги вон строят и строят…

Дороги… Дороги куда-то ведут. Что-то обещают. Вот и ему обещали.

Я посмотрел на него. Интересно, успокоился ли? Мо­жет быть, опять тянет вдаль? Неизвестную, манящую…

Крайнев глядел в степь. И по нему было видно, что ему не нужно никакой дали. Она была с ним. Здесь, в степи, он был волен идти куда ему угодно. Поэтому ему теперь не нужны были те километры, которые поманили его из города.

11

Гарцевали, кружили по зеленому полю всадники. Я вспомнил Есенина: «Эх вы, сани! А кони, а кони!» Са­ней, конечно, не было. Но зрелище лошадей, лоснящихся на солнце, действительно завораживало.

Блестящие их тела вытягивались над препятствиями и пролетали над ними, словно невесомые. У меня пере­хватывало дыхание, когда кто-нибудь из них задевал за какое-нибудь деревянное сооружение и под всадником рушились на землю жерди. Но Нассонова, который был здесь, на колхозном ипподроме, в своей неизменной рубашке с засученными рукавами, в кепке, с темным обод­ком пота на затылке, это, казалось, не пугало.