Инспектор милиции

— Тебе куда-то еще ехать? — Света навалила мне полную тарелку всякой всячины.

— В гостиницу. Кстати, Боря, раз уж все в ваших руках, организуй мне где-нибудь койку…

— Это запросто! — Он живо поднялся.

— Как, тебе негде ночевать? — Света удивленно посмотрела на меня, потом на своего мужа,

— Я же говорю — запросто! Даром, что ли, милиция?

— Подождите, Борис Иванович. — Видимо, так Света обращалась к мужу, когда бывала недовольна им. — Вы, значит, не предложили Диме остаться у нас?

— Откуда я знаю, какие у него планы? Светик, у нас дела. Дела государственной важности. Не все мы можем говорить…

Борька выкручивался, как мог. Он пялил на меня глаза, чтобы я поддержал его.

Но мне страшно хотелось позлить его. И я молчал. Интересно, как он справится со своим положением?

Борька нерешительно сел. Взялся за рюмку.

— Ну давай. Если останешься, можешь, между прочим, выпить.

Хитрец, хочет свалить решение этого вопроса на меня. Не выйдет.

— Мне завтра рано вставать. Все равно будет запах, — спокойно сказал я.

Михайлов, крякнув от досады, одним глотком опрокинул в рот рюмку. Света об этом больше не заикалась, думая, что вопрос решен, и я останусь.

Оставаться я не думал. Ни в коем случае. Я никогда ни у кого не оставался ночевать. Может быть, это предрассудок, но так приучила бабушка. Она всегда говорила отцу: хоть ползком, мол, но добирайся до своего дома, до своей постели.

Гостиница — это как бы свой дом, не чужой…

Борька тыкал вилкой в тарелку и на меня не глядел. Ладно, помурыжу его еще минут двадцать и отчалю.

Прозвучал дверной звонок. Михайлов вскочил со стула.

— Боря, сиди спокойно. Мама откроет, — сказала его жена.

Из коридора донесся мужской голос. В доме произошло какое-то движение. И сразу почувствовалось, что пришел хозяин.

Он пришел, видимо, не один. Чей-то знакомый голос. Или мне показалось?

А в кухню уже входила… Ксения Филипповна, раскланиваясь со Светой и Борькой.

— Тю-ю, — расставила она руки, увидев меня. — Вот так встреча!

И это бахмачеевское восклицание, ее доброе спокойное лицо и знакомая раскачивающаяся походка внесли в комнату что-то родное; стало тепло и уютно на душе, словно я перенесся за тысячу километров, в Калинин, в нашу маленькую кухню, где всегда собиралась в тихие дружные дни вся наша семья…

Борькин тесть шумно уселся за стол, потирая руки.

— Может, в гостиную перейдем? — захлопотала его жена, на которую очень была похожа Света.

— В кухне вкуснее, — отозвался глава семьи и указал на меня. — Это, как я понимаю, тот самый Дима?

— Он, Афанасий Михалыч, — подхватила Ксения Филипповна.

— Будем знакомы. Вот, понимаешь, Зоя Васильевна, мать Светланы и теща Бориса. Я, как видишь, папаша. — Он подмигнул дочке. — Молодежь наша больно культурная, не считает нужным представлять.

— Папа, неужели ты не наговорился на совещании? — добродушно отпарировала Света.

— Наговорились, что верно, то верно. Мать, поухаживай за нами. Соловья баснями не кормят. — Он потянулся за бутылкой, налил коньяку в рюмки, поспешно поставленные перед ним и Ксенией Филипповной Зоей Васильевной. — И не поят… Молодежь, присоединяйтесь!

Борька с готовностью потянулся к нему чокаться.

— А Дима?

— Я за рулем, — отказался я.

— Что ж, правильно. Что это будет, если сама же милиция будет нарушать законы? — Афанасий Михайлович галантно чокнулся с Ксенией Филипповной. — Давай, председатель, запьем усталость…

— Ну и настырный ты, Афанасий Михалыч, — хохотнула Ксения Филипповна. — Мало, что затянул домой. Теперь спаиваешь.

— Не оставлять же тебя без ужина по милости наших говорунов.

За столом было легко и весело. Даже Борька вел себя свободней. Это, наверное, объяснялось коньяком. Афанасий Михайлович снова наполнил рюмки.

— Гостю не жалей да погуще лей. Борь, давай. И ты, Филипповна, еще одну. Дима, я смотрю, ты и не ешь совсем…

— Спасибо. Честное слово, недавно из-за стола.

— Вот угодил! Сытого гостя хорошо потчевать, — засмеялся он. — Выгодный ты гость…

Ксения Филипповна раскраснелась. И все поглядывала в мою сторону. Не терпелось расспросить про станичные новости.

— Эх, мать, — продолжал балагурить хозяин, похлопывая по плечу жену, — гляжу я, дети наши выросли, пора нам с тобой на покой. Оставим им квартиру, поедем в Бахмачеевскую свой век доживать. Купим хатку, будем фрукты разводить, пчел заведем.

— Так многие говорят, — подцепила его Ксения Филипповна. — Но город крепко держит, как клещами.

— Это как сказать, — покачал головой хозяин. — Вот кончится этот срок, ни за что не останусь в исполкоме. Надо молодым давать дорогу. Потом, Ксюша, поговорим… Ты, Дима, — снова обратился он ко мне, — значит, с Ксенией Филипповной воюешь?

— Уж сразу и воюет! У нас все полюбовно. Живем — работаем душа в душу…

— Поутихомирилась? Стареешь, значит, — шутливо подытожил Афанасий Михайлович. — Лет двадцать пять назад к тебе не подъедешь, не подойдешь…

— Время такое было, — вздохнула Ксения Филипповна. — Что человек стоил? Вот и приходилось драться. Ты вспомни, тоже не очень-то ласковые песни пел…