На обескровленном лбу были три шрама длиной в полпальца. Они почти сливались по цвету с кожей — различить очертания удалось лишь по белой каемке и легкой неровности. Шрамы, расположенные в ряд, образовывали число 488.
Глава 3
Судмедэксперт присел рядом с покойником на корточки и провел пальцем в перчатке по трем цифрам.
— Это очень старые рубцы, и нанесены они, похоже, не из любви к искусству скарификации. Сомневаюсь, что этот человек по своей воле попросил вырезать число у него на лбу. — Доктор Ловструд посветил фонариком трупу в глаза и в уши. — На глазных яблоках лопнули несколько капиллярных сосудов из-за компрессии верхних дыхательных путей, но слишком мало для смерти от удушья. В ушах нет крови, лицо не побагровело… — Он пощупал шею над кадыком. — Похоже, и подъязычная кость не сломана. Смерть от удушения с большой вероятностью можно исключить. — Затем он внимательно осмотрел конечности и сосредоточенно проговорил: — Пока не вижу никаких ран и следов ударов, ничего, кроме вот этих кровоподтеков на сгибе левой руки, но сюда ему кололи препараты, так что появление синяков вполне естественно… На данный момент это все, что я могу сказать.
— А причина смерти? — осмелилась спросить Сара.
— Могу перечислить десяток, вплоть до пищевого отравления. С точностью отвечу только после токсикологической экспертизы и исследования внутренних органов. Раз уж вы почему-то заинтересовались этим делом.
— Обменяйтесь сведениями с криминалистами и убедитесь, пожалуйста, что отпечатки пальцев на шее принадлежат жертве. После этого можете отвезти тело в лабораторию. И сообщите мне о результатах вскрытия.
Тобиас с некоторым удивлением качнул головой:
— А вы молодец. Подумали, что его мог душить и кто-то другой. — Он одобрительно хмыкнул. — Мало кто из ваших коллег проявил бы внимание к таким деталям.
Сара пропустила комплимент мимо ушей. В ожидании информации от экспертов она собиралась расспросить директора больницы о шрамах на лбу у пациента, а перед тем как выйти из палаты, окинула ее последним взглядом, чтобы лучше запомнить место происшествия.
Один из криминалистов, стоя у каталки, перебирал пластиковые пакеты с уликами.
— Вы сняли отпечатки пальцев с шеи жертвы? — спросила Сара.
— Конечно, дактилоскопические пленки здесь. — Эксперт указал на плексигласовую коробку с этикеткой "Жертва". — Папиллярный рисунок проступает довольно четко.
Сара повернулась ко входу в палату, чтобы передать информацию судмедэксперту, но тот уже успел к ним присоединиться:
— Я слышал, инспектор. Тут есть все, что мне нужно.
Сара, сняв перчатки, бросила их в желтый контейнер со значком биологической опасности, туда же отправила бахилы и решила еще разок заглянуть в палату, где сидел мертвый пациент. Что-то ее тревожило, но она никак не могла понять, что именно.
Стоя на пороге, она обвела глазами убогое помещение — кровать, унитаз, раковина… и вдруг до нее дошло. В палате не было ни полотенца, ни умывальных принадлежностей, а на кровати отсутствовало покрывало. Как будто здесь никто и не жил.
Директор Грунд ждал за дверью коридора. Увидев Сару, он нервно поправил очки и развел руками, будто говорил: ну, убедились, что расследовать нечего?
— Где вещи жертвы? — спросила Сара.
— Какие вещи?
— Не знаю — полотенце, покрывало, сменная одежда, зубная щетка, мыло…
— Вынужден вам напомнить, инспектор, что это не обычная больница, — сурово взглянул на нее поверх очков профессор. — Нам приходится ограждать пациентов от любых возможностей совершить самоубийство. Мне это казалось само собой разумеющимся.
— Сектор А предназначен для пациентов, которые не представляют опасности ни для себя, ни для окружающих. Вы сами так сказали десять минут назад.
Ханс Грунд схватился за узел галстука и повел шеей. Его губы на секунду скривились в гримасе, но Сара не поняла, что это было — неловкость лжеца, пойманного на слове, или раздражение начальника, чье время попусту тратит дотошная сотрудница полиции.
— Верно, я так сказал. Но у нас тут не завод по конвейерному производству здоровых людей из психически больных. Вступив в должность директора "Гёустада", я счел своим долгом ввести гибкую систему правил, подходящих к каждому конкретному случаю, и сделал это с единственной целью, которой является благо моих пациентов. Четыре-Восемь-Восемь, как его здесь называли, нужна была спокойная, умиротворяющая обстановка, такая, как в секторе А, где больные не агрессивны. Однако порой у него обострялись суицидальные наклонности, и это нельзя было игнорировать. Так что в случае с ним я пошел на компромисс: сектор А, но палата как в секторе B.
Ханс Грунд, вопреки ожиданиям Сары, говорил настолько невозмутимо и уверенно, что его речь казалась вполне убедительной. К тому же Сара видела, как он утихомирил упрямца, не желавшего пить лекарство, и должна была признать, что, судя по всему, профессор искренне заботится о своих пациентах. Однако оставалось еще немало тревоживших ее вопросов.
— Вы упомянули прозвище пациента — Четыре-Восемь-Восемь. А как его звали на самом деле?