Инспектор Сара Геринген. Книги 1 - 3

— Блин, вот дерьмо… Я ничего об этом не знаю! Да, иногда нам приказывали привести этих двух пациентов в подвальный этаж, но дальше директор уже занимался ими самостоятельно, нам он не разрешал входить в палату. И кстати, не очень-то хотелось. Даю вам слово, я больше ничего не знаю! Если б знал, сказал бы, чтобы выбраться из этого дерьма…

— Вы заметили что-нибудь странное в поведении Четыре-Восемь-Восемь за последние несколько дней?

— Вроде нет…

— Подумайте.

— Ох… Ну, может, он был взбудоражен больше, чем обычно. И этот крик… Он часто кричал без видимого повода, но сегодня ночью…

— Ладно, спасибо, — подвела итог Сара. — Мне придется продлить ваше содержание под стражей еще на сутки.

Выходя и запирая за собой дверь, она слышала, как санитар сокрушенно бормочет под нос проклятия.

Сара выпила еще кофе, собралась с мыслями и наведалась ко второму свидетелю.

Леонард Сандвик, сутулый седой человек лет шестидесяти, кругами ходил по комнате. Мешки под глазами, взгляд усталый и встревоженный, сразу отметила Сара. Попросив его сесть, она тоже устроилась за столом и велела подробно рассказать о том, что произошло ночью.

— Попробую… — вздохнул Сандвик. — Но сначала скажите, сколько пациентов и сотрудников больницы сумели спастись из пожара.

— Пока не известно. Рассказывайте.

Санитар качнул головой — мол, понял, не я здесь задаю вопросы, — и заговорил по существу:

— Я делал инъекции снотворного пациентам с бессонницей. Было, кажется, около пяти утра. Вдруг раздался крик, жуткий вопль, но я не мог отреагировать сразу — нужно было закончить процедуру. Да и надо сказать, пациент Четыре-Восемь-Восемь у нас славился своими криками, орал не в первый раз, так что меня это не сильно обеспокоило. А потом зазвонил дежурный телефон, и я понял, что возникла проблема. Прибежал в палату и увидел Четыре-Восемь-Восемь — рот разинут, глаза выпучены, руками за горло держится. Мертвый.

— Когда вы поступили на службу в "Гёустад", господин Сандвик?

— Э-э… очень давно. Погодите-ка, вроде бы…

— Вспоминайте, не торопитесь.

— Вспомнил! Двадцать второго ноября семьдесят девятого года, тридцать шесть лет назад. — Он вздохнул. — Да-а, тридцать шесть с лишним, надо же… И как-то ухитрился не спятить за эти годы…

— Значит, вы работали в "Гёустаде", когда туда привезли пациента Четыре-Восемь-Восемь?

— О нет, он уже был там, когда меня наняли.

— Правда? Директор сказал мне, что Четыре-Восемь-Восемь тоже провел в "Гёустаде" тридцать шесть лет.

— Ну, может, его привезли незадолго до моего прихода, но он точно уже был там. Поверьте, уж это я хорошо помню — Четыре-Восемь-Восемь в первое время неслабо портил мне жизнь.

— Вы наблюдали за этим пациентом тридцать шесть лет. Что можете о нем сказать?

— Да немного. Грустный, молчаливый, несчастный человек…

— Он всегда находился в палате C32?

Вопрос застал санитара врасплох. Сара, до этого смотревшая в блокнот, вскинула глаза в ожидании ответа, который запаздывал. Леонард Сандвик покусал нижнюю губу с видом человека, почуявшего неприятности, но все же кивнул, отведя взгляд:

— Да, в C32.

— Нелегко, наверное, было инсценировать его смерть в секторе А.

— Слушайте, не знаю, что вам там наговорил Элиас, но… Поверьте, мы с ним всего лишь выполняли приказ директора. Господин Грунд велел перенести тело — мы перенесли. И поступили так только потому, что боялись потерять работу. Пусть это и неправильно. Мне скоро шестьдесят, другое место я не найду, а мне семью кормить надо. Понимаете? Если б я послал шефа к черту с его приказами, он выставил бы меня за дверь!

— Почему директор решил перенести тело?

— Он сказал, нужно позаботиться о репутации больницы — дескать, в секторе C мрачно и грязно… Но я с вами согласен, тут дело нечисто.

— С какой целью директор ставил опыты на пациентах, которых вы по его приказу приводили на подвальный этаж?

— Вы и об этом узнали? Извиняюсь, не в курсе. Единственное, что могу сказать, — это что Четыре-Восемь-Восемь в последний раз был в подвале два дня назад. Я сам его туда привел, ждал в коридоре и услышал крик… честное слово, прямо-таки нечеловеческий. Я чуть не обделался от страха.

"Опять этот нечеловеческий крик", — мысленно отметила Сара. Показания свидетелей обросли странными подробностями, но это не помогло ей продвинуться в расследовании.

— Кто-нибудь навещал пациента Четыре-Восемь-Восемь в "Гёустаде"? — спросила она.

Леонард Сандвик цинично хмыкнул:

— Как это ни печально, никто. За тридцать шесть лет я не видел ни одного посетителя, желавшего пообщаться с нашим крикуном. Он старел в одиночестве, день за днем, в своей палате… Инспектор, что теперь со мной будет?

Интуиция подсказывала Саре, что от Сандвика она больше ничего не добьется — либо он уже рассказал все, что знает, либо они с Элиасом Лунде ловко ее обманывают.

— Госпожа инспектор, можно мне позвонить жене? — спросил санитар с отчаянием человека, осознавшего, что его жизнь пошла прахом.

— Позвоните через два часа, когда в вашем доме закончится обыск. Вы останетесь под стражей еще на сутки.

Сандвик подавленно уставился в пол.