День Сара провела в своем рабочем кабинете, изучая накопившиеся сведения. Прочитала вдоль и поперек отчеты криминалистов о вещдоках, собранных на обгоревших развалинах "Гёустада", — это помогло ей восстановить контакт с реальностью и систематизировать факты, но не дало ничего такого, что позволило бы понять, почему Ханс Грунд уничтожил свою больницу или кем был пациент 488.
На всякий случай она позвонила офицерам Дорну и Нильсену, но профессор еще не вышел из комы.
Под вечер, когда голова уже плохо соображала, Сара незаметно ускользнула из управления, купила сменную одежду и, заказав в номер отеля целый поднос роллов, поужинала, сидя по-турецки на кровати. На звонки сестры она за день ни разу не ответила и теперь написала ей эсэмэску, пообещав заехать, как только появится свободное время. Вопрос о продаже квартиры и поисках постоянного жилья отложила подальше.
Около десяти вечера Сара набрала ванну, но в теплой воде пролежала всего несколько минут и вылезла — было неуютно и неспокойно на душе. Незадолго до полуночи ей наконец удалось заснуть.
Телефон зазвонил, когда она металась в тревожном сне, из тех, в которых по кругу совершается одно и то же действие, но никак не может привести к нужному результату. Сара ответила и сразу вскочила, узнав голос офицера Дорна.
— Грунд очнулся.
На часах было 3:42.
Через двадцать минут Сара размеренным шагом шла по больничным коридорам; сна уже не было ни в одном глазу.
Офицер Дорн поджидал ее у ожоговой палаты с охапкой стерильной одежды. Облачившись во все необходимое, Сара устремилась к дверям, из которых как раз выходила доктор Хёуг.
— У вас ровно десять минут.
— Он под морфием?
— Да.
"Вот и славно, — подумала Сара. — Морфий подействует как растормаживающее средство, и профессора пробьет на откровенность".
Ханс Грунд застонал, и она поспешила присесть на корточки рядом с кроватью. Обожженные веки директора дрогнули и открылись, мутный взгляд сфокусировался на Саре.
— Профессор Грунд, я инспектор Геринген. Помните меня? Он медленно опустил и поднял веки, что, видимо, означало "да"; затем выдохнул едва слышно:
— Где я?
— В Университетской больнице Осло, с ожогами, полученными в "Гёустаде" во время пожара, который вы сами же и устроили. Ваше заведение сгорело до основания, шестнадцать человек погибли, несколько десятков получили травмы.
Она ожидала увидеть в глазах Грунда удовлетворение, но он печально отвел взгляд.
— Я… не должен был выжить.
— Я вытащила вас из огня.
— Зачем?
— Чтобы понять, господин Грунд. Понять, почему вы совершили такое чудовищное преступление, когда мы расследовали обстоятельства смерти одного-единственного пациента.
Профессор, как и прежде лежавший на животе, попытался повернуть голову, чтобы не смотреть на инспектора, но его лицо тотчас исказила гримаса боли.
— Я не хотел… чтобы все так закончилось, — выговорил он, сделав паузу посреди фразы, поскольку ему потребовалось перевести дыхание. — Я всегда заботился о пациентах… Боже… Как мне теперь жить с этой виной?.. Вам надо было бросить меня там…
Этого Сара никак не ожидала и машинально обернулась на стоявшего у окна офицера Дорна — он тоже выглядел удивленным.
— Вы говорите так, будто считаете себя… жертвой, профессор.
— Я это сделал, чтобы спасти жену и детей. Меня вынудили. Сара, более чем озадаченная, выпрямилась, пододвинула стул к изголовью кровати и села, не сводя взгляда с обожженного лица.
— Кто вынудил?
Грунд снова болезненно сморщился, зажмурив глаза, — электрокардиограф зафиксировал резкое ускорение пульса. Испугавшись, что доктор Хёуг отреагирует на сигнал тревоги и ураганом ворвется в палату, чтобы положить конец допросу, Сара встала и под настороженным взглядом офицера Дорна повернула рычажок на капельнице с морфием, увеличив дозу. Сердечный ритм Грунда начал снижаться и почти пришел в норму. Секунд через тридцать профессор открыл глаза. Его взгляд был устремлен в какую-то воображаемую точку в пространстве или, скорее, в памяти.
— Появление Четыре-Восемь-Восемь в "Гёустаде" было не совсем таким, как я вам описал…
Сара, снова севшая на стул, наклонилась поближе, чтобы не упустить ни единого слова.
— Когда я сменил Олинка Вингерена на посту директора… Олинк посоветовал мне хранить в тайне историю и личность этого пациента, предупредив, что иначе они придут за моей семьей, так же как раньше грозились прийти за… его близкими…
— Погодите, кто такие "они"? Вы хотите сказать, кто-то шантажировал прежнего директора "Гёустада" с целью скрыть информацию о пациенте Четыре-Восемь-Восемь, а потом вы унаследовали эту угрозу вместе с должностью?
Грунд подтвердил движением век.
— Профессор, мне нужно знать, кто приказал вам держать эту информацию в секрете и почему.
Во взгляде Ханса Грунда отразилась беспомощность, он облизнул губы, и Сара тут же поднесла к его рту стакан воды с соломинкой. Сделав глоток, профессор продолжил:
— На следующий день после назначения в "Гёустад" мне позвонил какой-то человек, знавший о моей жизни все подробности — о жене, о двоих детях… — Он снова замолчал, будто погрузился в воспоминания.