То, что отчуждается таким образом от потребности, составляет
Вот почему нам необходимо четко определить этот статус, исходя из запроса, характерные свойства которого по сути ускользают в понятии фрустрации (термин, никогда не употреблявшийся Фрейдом).
По своей природе, запрос относится не к удовлетворениям, к которым он апеллирует. Он является запросом присутствия или отсутствия. Первоначальное отношение к матери, неся в себе Другого, это прекрасно выявляет — и поместить его следует
Таким образом запрос снимает
Тогда возникает необходимость, чтобы упраздненное здесь своеобразие вновь появилось
действительно, и появляется, но сохраняя структуру, которую таит в себе безусловность запроса любви. В результате оборачивания, которое не есть простое отрицание отрицания, мощь полной утраты возникает из осадка от изглаживания. Безусловность запроса желание замещает «абсолютным» условием: в такое условие разрешается то, что в доказательстве любви не признавало удовлетворения потребности. И поэтому желание не аппетит к удовлетворению, не запрос любви, но разность от вычитания первого из второго, собственно, феномен их раскола
Понятно, как сексуальное отношение занимает такое замкнутое поле желания и исполнит там свою судьбу. Это поле создано для того, чтобы в нем возникала загадка, которую это отношение вызывает в человеке, «означая» для него ее двояко: возвращением порожденного таким отношением запроса в виде запроса по поводу потребности; двусмысленностью, презентифицированной на Другом, которого имеет в виду запрошенное доказательство любви. Зияние такой загадки удостоверяет то, что ее определяет и что может предстать очевидным в следующей наиболее простой формулировке: субъект как и Другой, для каждого из партнеров отношения не могут ограничиться ни ролью субъекта потребности, ни объекта любви, но они должны занять место причины желания.
В сексуальной жизни эта истина лежит в основе каких бы то ни было неполадок, попадающих в поле зрения психоанализа. Она также составляет условие счастья человека, и камуфлировать ее зияние, полагаясь на свойства «генитального», чтобы решать ее как проблему развития чувственности (т. е. используя Другого исключительно в качестве реальности), — представляет собой простое жульничество, какими бы благими ни были намерения. Уместно здесь отметить, что введя лицемерное понятие «oblativite genitale» (жертвование генитальным), французские аналитики стали на стезю морализма, и при поддержке хора Армии спасения этот взгляд распространился теперь всюду.
В любом случае, человек не может рассчитывать быть цельным («целостная личность» — еще одна ложная посылка современной психотерапии), с тех пор как игра смещения и сгущения, на которую он обречен в осуществлении своих функций, отмечает его отношение субъекта к означающему.
Фаллос является привилегированным означающим этой отметины, где участие логоса сочетается с воцарением желания.
Можно сказать, что это означающее выбрано, с одной стороны, как наиболее заметное в реальном сексуальной связи; с другой стороны, как наиболее символичное, в буквенном смысле (типографически), потому что он равноценен связке (логически). До-
бавим, что его свойство напряженности составляет основу образа витального флюида, передающего жизнь из поколения в поколение.