— Почему вы так решили? У вас довольно странные представления о феминизме. Вы, наверно, часто читаете жёлтые газеты.
— Ася, почему вы пьёте пиво? Это — напиток конюхов.
— Украинское — да. Как видите, это «Erdinger». Более плебейской мне кажется привычка целыми днями есть, считать деньги в чужом кармане и с апломбом рассуждать о том, в чём совершенно не разбираешься.
— До свидания, Ася.
Миша пришёл через несколько дней. Это сейчас ей показалась бы смешной сама мысль о том, что он мог не придти, а тогда помстилось, что еврейская мама способна окончательно заглушить голос здравого рассудка своим кудахтаньем.
— Если бы я женился на Гале Ройтман, я бы умер, — сказал он. — Ты бы её видела. Помочь тебе собрать мебель? — Ася уже переехала на другую квартиру — двухкомнатную, но без мансарды.
— Я бы вообще запретила музыкантам собирать мебель и таскать тяжести.
— Нормальные музыканты используют синтезаторы. Мы, работающие в акустике, обречены на вымирание. А хотя бы готовить можно?
— Ага.
— Я, кстати, не пускаю мать на кухню, когда готовлю. Она только мешает своими советами, и ещё у неё тяжёлая энергетика. У тебя очень светлая, хотя, вроде бы, ты эгоистка, и всё должно быть иначе.
— И что мне с ней делать? — спросила Ася. Полуободранная комната была заставлена рулонами обоев, кусками гипсоплиты и мешками с клеем. Картина Бёрн-Джонса «Любовь среди руин». — Что мне с ней делать, с драгоценной матерью твоей?
— Поменьше общаться. Она тебя возненавидела с первого взгляда. Такое уже было. Все остались живы. Может, и на этот раз национальная солидарность пересилит отсутствие политической.
Этого не случилось.
«Неужели опыт Древнего Рима, либертинажа восемнадцатого века и хипповских коммун ничему не научил человечество?
Сколько можно говорить о том, что для просвещённого человека давно должно было перестать существовать в виде проблемы и начать существовать исключительно в виде средства разнообразить свою жизнь? Мне будут возражать, что этот опыт научил человека высоко ценить семейные отношения. А вы посмотрите вокруг хорошенько, и увидите, как кто что ценит.
Университетские юноши, сколько можно цитировать Розанова, Бердяева, Фёдорова и прочий заплесневелый бред? Зачем вы разглагольствуете о „долге“ и „целомудрии“, как семидесятилетние? Ваш долг — понять, что если у соседа на пять сантиметров больше, чем у вас, и ваша жена знает об этом, то это ваши проблемы, ведь это у вас там на пять сантиметров меньше, а не у вашей жены.
Некоторые считают, что изменять можно исключительно козлам, ведь помимо козлов есть мужчины нежные, внимательные и понимающие. А знаете, как от этой нежности и сантиментов на третий день начинает тошнить? А понимают они всё через жопу, у них так голова устроена. Ну, как не изменить такому человеку?
Отдельные персонажи считают, что женщина и не должна сохранять никому верность. Это они начитались де Сада, или у них просто крыши поехали. Все женщины якобы должны принадлежать всем мужчинам и не оказывать никому сопротивления, а мужчины должны добиваться своего силой. Разовьём эту мысль: каждый мужчина должен принадлежать каждому гею, который сильнее его физически, а также всем геям вообще, так как группа геев сильнее отдельного взятого мужчины. Как вам это нравится?
О моде на садизм надо говорить отдельно, её распространила дорвавшаяся до запретного плода кучка извращенцев по всему двадцатому веку, и неприятно смотреть, как в наше время нормальные, в общем-то, люди тратят деньги на садомазо-салоны, стараясь показаться не хуже других. Ведь это так круто — когда тебя хлещут ремнём по голой заднице. Но истинный садизм — это когда ревнуют.
„Сёстры — Верность и Ревность — одинаковы ваши приметы“, — мог бы написать классик (как отмечают биографы, ревновавший супругу к каждому фонарному столбу).
Сколь часто приходится наблюдать, друзья мои, как мужья тиранят верных, именно верных жён, дабы их жизнь, и без того омрачённая отсутствием развлечений и сосредоточенная на одном и том же предмете, стала совсем невыносимой. И, напротив, порою мужья подолгу не замечают даже явных измен, так как чувствуют, что испортить жизнь женщине свободолюбивой и, к тому же, умеющей заметать следы, значительно труднее.
Что касается женщин, то я их слишком люблю, чтобы предпочесть одну из них всем остальным, ведь из числа этих самых остальных очень многие достойны любви и внимания. А если кого-то вышеприведённое возмущает, то не пошёл бы этот кто-то на хуй?»
[Собственно, после этой записи Ася и удалила журнал, потому что ей надоели комментаторы.]
_