Инстинкт?

При всем том единственной персоной, которую всерьез искали и всерьез ненавидели в городе, был я. На меня, чужого, а не на «видящих» валили «распущенность» молодежи, остановку машины, голод, черное небо и устрашающее огромное солнце, гибель Змтта. Те, кто по ночам тайно приносил нам букун, пересказывали беседы иакатов на пляже. Там хвастают один перед другим, кто сколько мисок букуна съел за день, соглашаются, что теперь для настоящей жизни опять есть все: превосходная еда, солнечный пляж («А на что нам этот остров сдался, если он вообще есть? Я, например, его не вижу, а ты?» — «Конечно, нет. А как увидишь, если его просто не существует?»), газета и музей для удовлетворения культурных потребностей — то, что листки постоянно одинаковые, а картина по всем залам одна и та же, вовсе не мешает, поскольку ко времени, когда получаешь свежую, позавчерашняя уже забыта, а портрет Попечителя лучше запомнишь именно из-за повторения. И тут же дружно проклинают Совет, особенно меня, за уничтожение статуи, так украшавшей сквер и город. Никого из взрослых не уговоришь в библиотеку, на ремонт городских зданий, откидку песка, который уже захватил восточный район и языками даже вторгается в центр. То есть берут лопаты, только когда букун посылает, но лишь «от сих до сих», ни мгновением больше. Понятно было, почему. Какие уж теперь из взрослых горожан работники? Пять-шесть поколений полного иждивенчества сделали свое, лень и безответственность одолели, мысль о том, чтобы работать, преодолевать первые трудности перехода на самообеспечение ужасает, и никто не думает о завтрашнем дне.

Понятно и… горько. Такие планеты, как Иаката, редки в этой местной звездной системе. Огромная, щедро одаренная природой — не то, чтобы какая-нибудь невеличка без атмосферы, без жизни. Позади расцвет флоры и фауны, цивилизации, культуры. Все еще можно вернуть, дать развиваться и самим развивать дальше. Пусть кругом пустыня, но небо сияет голубизной, водоросли океана дают кислород. Несколько десятков тысяч разумов в городе — огромное богатство. Но не хотят. Как в прошлом у нас на Земле алкоголики и наркоманы, так и здесь взрослые и пожилые иакаты, не думая о самих себе, о будущем, о потомках, предпочитают медленно вымирать.

Отгремело. Была попытка и сорвалась. Но по ночам где-нибудь во второй, третьей комнате пустой квартиры, куда пролезть-то можно лишь сквозь полузасыпанное песком окно, горит свечка. Свет ее не виден с улицы, а вокруг тесно сидят оставшиеся в живых члены СОДа и активисты.

Долгие обсуждения и споры.

— Горожанам нужна ясная и близкая цель. Лозунг!

— Лозунги ничего не дают. Человека учит только сама жизнь.

— Взрослых она уже выучила. Их не перевоспитаешь. Только молодежь за нас.

— Нет! Наша надежда на всех тех, кто еще не потерял надежды. Даже на стариков. Помните, каким был тот старый маляр?

— Молодежь нужно постепенно отделять от машины.

— Отделить от нее сначала самих себя. А мы сидим здесь и ждем, когда принесут букун.

— Для начала хотя бы медленное движение.

— Как раз немедленное, а не так, что… Необходим прорыв. Например, вывести молодежь из города.

— Куда?.. Если б мы знали, что сейчас в усадьбе делается. Может быть, слуги восстали против господ. Вот там бы начать хозяйствовать. Оттуда не побегаешь на завтрак, обед и ужин.

Все чаще звучало слово «лес». Бдхва сказал мне. После того как я вышел из машины, узнал Совет. От него слухи пошли дальше по городу.

В общем, пошел я. То есть не сразу пошел искать лес, а собирали, сушили сухари в дорогу, отыскали где-то пластиковый мешок для воды на случай, если придется отойти от моря. А кого еще было посылать, если все мои друзья за всю жизнь из города ни разу не выходили, даже по звездам и солнцу ориентироваться не умеют, гор никогда не видели, в трех соснах заблудятся?