Инстинкт и социальное поведение

Эсеры рассматривали себя как наследников «Земли и Воли», и в самом деле насчитывали в своих рядах некоторых уцелевших народников. Для них Россия все еще была крестьянской страной, и они не обращали особенного внимания на утвердившийся в стране капитализм. Средоточием их мыслей была земля, которую надо было отобрать у помещиков и отдать крестьянам; эта проблема и в самом деле все еще была жгучей в некоторых местностях России, хотя к моменту революции в Европейской России, где только и были помещики, им принадлежало в целом лишь около 20 процентов пахотной земли. Что касается воли, то есть свободы, то эсеры были ей привержены больше своих конкурентов, эсдеков. Они не хотели никакой диктатуры и собирались – после революции – передать всю власть народу, который изберет для этого Учредительное Собрание. Термин они заимствовали, как это все время делали русские революционеры, у Французской Революции (Assembl'eе Constituante). Эсеры – даже «левые эсеры», входившие несколько месяцев в советское правительство – в самом деле заботились о правах человека и хотели водворить в России демократию; история не дала им возможности подтвердить все это на деле. Во всяком случае, у эсеров не было разработанной теории эсдеков, в частности, гегелевского доктринального презрения к свободе личности и «классового» коллективизма. Впрочем, эсеры, вслед за народниками, применяли «индивидуальный террор», то есть пытались запугать правительство, убивая царских генералов и чиновников. Этим занималась их «боевая организация», во главе которой, примечательным образом, оказался агент охранки Азеф.

Разработанная теория была у марксистов – русских социал-демократов. Марксисты видели становление капитализма в России и считали это подтверждением своей теории. Они не замечали особых условий России, где было еще мало промышленных рабочих, и где большинство населения составляли неграмотные и связанные с частной собственностью (а следовательно, «классово чуждые» им) крестьяне. Почти сразу же после образования социал-демократической партии – в 1903 году – в ней произошел раскол. Более ортодоксальные марксисты, ощущавшие себя частью европейской социал-демократии и признававшие демократическую организацию партии, получили название «меньшевиков»; к ним примкнули первые русские марксисты, в том числе Плеханов. Другая часть партии, «большевики», считали, что в нелегальных условиях России демократией внутри партии можно пренебречь, и хотели превратить свою партию в эффективную, дисциплинированную на военный лад организацию профессиональных революционеров. Эту группу социал-демократов возглавил молодой, так и не приступивший к практике адвокат Ульянов, принявший псевдоним «Ленин». Замечательно, что очень скоро самое слово «социал-демократия» стало у большевиков ругательным. Продолжая называть себя марксистами, они все дальше уходили от европейского мышления и образа действий. Очень русской чертой большевиков – к чему мы еще вернемся – была преимущественная ориентация на захват власти. Как подданные русского царя, они подсознательно верили во всемогущество власти, но не знали, что будут делать с этой властью, когда она окажется в их руках: у Маркса об этом ничего не было сказано. Можно спросить, почему эти люди, так стремившиеся к власти, не позаботились заранее продумать, как ее употребить. Мой ответ состоит в том, что большевики подсознательно не верили в реальность такого события. Конечно, ссылки на подсознательные мотивы трудно проверить, но многое в поведении большевиков перед Октябрем и сразу же после него свидетельствует о том, что власть свалилась им в руки неожиданно для них самих. Они были «запрограммированы» бороться за власть, но не пользоваться властью.

Революции обычно происходят, когда какие-либо необычные изменения нарушают равновесие общественной жизни. Как уже было сказано в главе 4, люди терпеливо переносят убожество своей повседневной жизни, но остро реагируют на новые условия, навязанные им непостижимым ходом истории. В двадцатом веке таким катализатором социальных катастроф чаще всего была война. Первой из этих катастроф была русско-японская война.