Инстинкт и социальное поведение

Следующим этапом развития собственности была государственная, или царская собственность. Древнейшие документы писаной истории – глиняные таблички шумеров – изображают первые известные нам города-государства второй половины четвертого тысячелетия до нашей эры. Как мы уже видели, в этих государствах власть была сосредоточена в руках царя, из дворца которого чиновники управляли всем сельским хозяйством и ремеслами. То же было позже на Крите. В Египте мы находим уже более позднюю фазу царского землевладения: фараон считался владельцем всей земли, которой распоряжалась от его имени целая иерархия чиновников. По-видимому, государственное землевладение сменило общинное во всех странах, развивавшихся в относительной безопасности от внешних вторжений, при неизменном племенном составе населения. Несомненно, так было и в Китае, где власть «императора» всегда понималась как право собственности на всю страну, а бюрократическое управление было доведено до мельчайших подробностей.

«Коллективизация» сельского хозяйства в бывшем Советском Союзе вовсе не была восстановлением первобытного племенного коллективизма: это было нечто вроде возвращения к «протомонархическому» землевладению, с резким падением производительности труда и неэффективным «центральным» управлением, как можно предполагать, гораздо худшим, чем в Шумере или на Крите.

Частная собственность на землю появлялась при возникновении монархий и при нашествиях завоевателей. Первый способ ее образования можно видеть на примере Египта. Формально фараон всегда считался там собственником всей земли, даже после греческого завоевания, при Птолемеях. Но через некоторое время должности управителей стали наследственными, и возник класс помещиков, связанных определенными обязательствами перед фараоном. Таким образом, чиновники-управители, хозяйничавшие от имени царя, превратились в наследственных собственников вверенной их управлению земли. Вначале связь между таким помещиком и «его» землей была лишь государственной службой, причем царь мог сменить любого чиновника; но через несколько столетий положение помещика «упрочилось» – не вследствие какого-нибудь юридического акта, а попросту по закону «давности».

Другой способ образования частной собственности на землю был связан с завоеванием; такая собственность обычно называется «феодальной». Когда страны Европы были завоеваны германскими племенами, находившимися в то время на стадии племенных союзов и образования государств, вожди германцев разделили захваченные земли между своими приближенными. Эти земли и раньше имели владельцев: многие из них входили в высоко развитые области Римской империи. Каковы бы ни были права прежних владельцев, феодальное право без стеснения опиралось на захват, то есть на грабеж.

Наконец, в случаях, когда завоеватели были более многочисленны, чем прежнее население, они делили между собой захваченную землю и становились не помещиками, а крестьянами. Так возникло, по-видимому, мелкое крестьянское землевладение в Греции и Италии, куда пришли уже достаточно развитые племена, знавшие частную собственность еще до переселения. Во всяком случае, в этих «классических» странах древности уже в самом начале истории мы не застаем государственной собственности на землю, хотя можно заметить некоторые пережитки общинного строя. Поэмы Гомера, как полагает Р.Ю. Виппер, относятся уже к периоду упадка царской власти: Агамемнон и Одиссей не имели власти восточных царей, их положение – лишь тень того, чем цари были прежде. Наши данные не позволяют нам проследить историю собственности на одном народе, но сопоставление разных стран в разное время дает нам убедительную картину этой истории.

История Европы, гораздо лучше известная нам по письменным источникам, рассказывает, как помещичье землевладение за несколько столетий превратилось в крестьянское. В Англии и Франции этот процесс завершился в девятнадцатом веке, а в более отсталых странах продолжался и в двадцатом. Таким образом, крестьянский участок земли, обрабатываемый собственным трудом, представляет вовсе не первичное, биологически заданное явление, а результат тысячелетнего культурного развития. Стремление крестьянина обзавестись собственной землей объясняется вовсе не его «биологической» связью с землей, а непреодолимым влечением к свободе – потому что в обществе, основанном на частной собственности, только собственность могла доставить ему независимое положение. Мы еще вернемся к этой связи между независимостью и собственностью, почти аксиоматической для современного буржуа.