Инстинкт хищницы

Внезапно Антон остановился как вкопанный. В этом-то и дело. Наверное, он сам не верит в невиновность Юрия. Его алиби – курам на смех. Или дело не в этом? Может, Антон оплакивает не уход Алены, а гибель своей любви, пронесенной через долгие годы? Он так давно привык любить ее, что перемены, произошедшие с ней, застали его врасплох. Антон привык видеть в Алене ангела, но она изменилась. Или вообще никогда не была ангелом? И один он оставался вовсе не потому, что Юра отнял у него девушку, а из-за того, что ему не хотелось вновь оказаться отвергнутым? Антону было удобно считать, что в его одиночестве виноват кто-то еще. Он все время находился рядом с Юрой, помогал ему, вызволял из неприятностей, врачевал его раны, а сам упивался чувством собственного благородства. Но разве Юрий мог оценить такое благородство, если до сегодняшнего дня понятия не имел о чувствах Антона?

…Ему не хотелось идти домой. Не хотелось, потому что он точно знал, чего ждать. Так случалось каждый раз, когда мальчику не удавалось соответствовать строгим требованиям, которые предъявляли к нему дома. Он старался из всех сил, но просто не знал, как сделать так, чтобы мама была довольна. Вот и сегодня портфель казался ему неподъемно тяжелым, ноги сами не шли, а дневник с тройкой за контрольную по математике оттягивал плечи.

Войдя в квартиру, мальчик задержался у двери дольше, чем положено. Он прекрасно знал, что уловка не спасет его от сурового выговора. Может быть, он еще надеялся оттянуть момент наказания, ждал, что в эти несколько мгновений произойдет чудо? Но чудо, как всегда, не произошло. Первое, что он увидел в гостиной, была прямая, как шест, спина Юлии Андроновны. Ее худощавая фигура безупречных пропорций, затянутая в серое трикотажное платье, возвышалась перед ним.

– Почему ты опоздал? – бесцветным голосом спросила она.

Мальчик молчал, опустив голову. В руках он теребил злополучный дневник.

– Чего ты так расстраиваешься? – удивился Антон, увидев выражение ужаса, появившееся на лице друга во время объявления результатов контрольной. – Это же не двойка, а тройка – вполне приличная оценка.

Но что он, Антон, понимал? Его не ждала дома мать с вечно недовольным выражением на прекрасном лице, которое красовалось на афишах по всему городу. На этих афишах она улыбалась всем – только не ему, своему сыну. Для него у Юлии Андроновны не находилось улыбки. Даже когда он добивался успехов, она лишь удовлетворенно кивала и повторяла: «Конечно, разве может быть по-другому? Ты ведь мой сын!» Но стоило ему совершить ошибку, как эта короткая формула звучала иначе: «Чего еще можно ожидать от сына такого отца?»

– Почему ты опоздал? – повторила мать и, не дождавшись ответа, добавила: – Подойди.

Мальчик повиновался. Он привык слушаться эту женщину, которая делала все для того, чтобы он не чувствовал себя «безотцовщиной», – во всяком случае, она не уставала ему об этом напоминать, как и ее многочисленные подруги. Когда они приходили в гости, а случалось это не реже пяти вечеров в неделю, Юлия Андроновна, демонстрируя им своего отпрыска, одетого в парадный костюм, вопрошала с нескрываемой гордостью:

– Разве он не моя плоть и кровь? Посмотрите на эти глаза, на эти волосы – разве есть в нем хоть что-то от моего бывшего?

– Ничегошеньки нет, – наперебой соглашались женщины. – Он Димитриади, только твой сынок, Юленька! Мальчику так повезло, ведь у него такая мать!

Они и в самом деле имели право так думать. Юра ни в чем не нуждался. Он был сыт, одет лучше многих в классе и посещал множество секций и кружков. Вот только заботилась об этом не Юлия Андроновна, а их домработница Елена Степановна Свирская, когда-то служившая в том же театре, что и мать. Приятели Юры завидовали ему, ведь его мать – известная актриса, признанная красавица и светская львица. Она любила демонстрировать материнскую любовь, подкатывая к школе на шикарной машине аккурат к концу занятий. Юра ненавидел эти «наезды» и каждый раз выходил на крыльцо с замиранием сердца. Ему было стыдно до колик проходить мимо друзей, глазеющих на Юлию Димитриади во плоти, когда та с широкой улыбкой, как на афише, поджидала любимого сына у ворот школы. Она трепала его по волосам, как только мальчик подходил – только на людях. Когда они с матерью оставались наедине, она ни разу не сделала ничего подобного.