– Я больше не могу, сделайте что-нибудь, чтобы это прекратилось, пожалейте меня!
А вслед за криками шли обещания отца, что вот сейчас, что этот крик и эта боль – последние…
Ребенок родился на рассвете. Мать затихла, отец тоже. Теперь они могли перевести дыхание и не сводили с сына взволнованных, полных радости глаз.
День выдался тяжелый. Семьи молодых родителей наперегонки ринулись любоваться на новорожденного: родители, братья, сестры, не считая их собственных жен, мужей и детей. Все толклись вокруг матери, все поздравляли, комментировали, что-то советовали…
Давид и Летиция скромно осведомились по телефону, как себя чувствует Тифэн, и выразить свое восхищение пришли к ней только на следующий день.
Они повели себя как настоящие друзья.
Ведь они только что через все это прошли сами. В тот же вечер, когда обе мамаши возились с детьми, одна еще в послеродовом отделении, другая дома, Давид потащил Сильвэна сделать круг почета по местным барам. Сначала они чокнулись за Максима, потом за Мило, за жен, за дружбу и за будущее и, если уж на то пошло, за весь мир. За то прекрасное время, которое наступит у молодых отцов, в чем оба ни на секунду не сомневались… Они много и долго пили и много разговаривали.
Что это было: алкоголь, усталость, переполненность эмоциями?.. Захмелевший от всего понемногу, Сильвэн принялся изливать душу и открыл Давиду очень многое из того, что его волновало. Он изложил свои взгляды на взаимоотношения двоих, на семью, на воспитание детей, на то, как они будут растить Максима, причем главную роль в этом, конечно же, отводил себе, отцу. Он будет настоящим отцом, внимательным, понимающим, доброжелательным, как его собственный отец, который всегда был рядом, но ворчал по всякому поводу: ему не нравились приятели Сильвэна, шум, музыка, фастфуд, компьютерные игры… В общем, жизнь! Пожилые все такие! Ничего не могут пропустить, не покритиковав. Потому что у них все осталось в прошлом. В их времени.
– Их время было как наше, только уж больно занудное! – проговорил он заплетающимся языком.
– А теперь вы с отцом лучше друг друга понимаете? – спросил Давид, для которого это была больная тема.
Он помнил своих родителей и часто думал о них, особенно после рождения Мило, поняв, насколько дети хрупки, уязвимы и беззащитны.
Был один вопрос, который он еще в детстве себе задавал, и теперь, когда он сам стал отцом, этот вопрос мучил его все чаще: как же можно бросить своего ребенка?
Сильвэн ничего не знал о мучениях друга, а потому только пожал плечами. Глаза его уже с трудом могли остановиться на каком-то одном предмете.
– Я навсегда распрощался с попытками достичь понимания отца, а он – с попытками заставить меня добиться совершенства. Мы оба устроили свои дела, как смогли. И ни один об этом не пожалел.
Давид задумчиво покачал головой. Он принял этот вызов, собрался стать лучшим из отцов, хотя, в отличие от Сильвэна, у него не было возможности сравнения.
На секунду оба замолчали. Давид сообразил, что они, наверное, погрузились в мысли не самые веселые, и сменил тему:
– А как вы с Тифэн познакомились? Вы всегда держали это в тайне…
Вопрос застал Сильвэна врасплох. Несколько секунд он вопросительно смотрел на Давида, словно тот проявил непристойное любопытство.
– Это грязная история, – пробормотал он.
– Что?
Давид решил, что ослышался. Удивленный и в то же время заинтригованный, он рассмеялся и уставился на Сильвэна, силясь понять, не шутит ли его приятель.
Сильвэн мрачно вертел в пальцах бокал, так сосредоточенно и пристально глядя на пурпурную жидкость, словно перед ним открылась какая-то драма.
– Проехали, – проворчал он наконец.
Давид не стал настаивать. С одной стороны, такой странный ответ возбудил в нем жгучее любопытство, а с другой – между ним и другом повисла неловкость, и он предпочел промолчать. Выпитый алкоголь словно растянул время и создал этот зыбкий фон неловкости и непонимания. Сильвэн не двигался. Все больше чувствуя себя не в своей тарелке, Давид взглянул на часы:
– Три часа! Лучше бы нам вернуться домой…
Он поднялся со стула, покачнулся и ухватился рукой за спинку, где висела его куртка. Сняв куртку со стула, он попытался ее натянуть.
– Это случилось пять лет назад, – пробормотал Сильвэн, все так же не двигаясь. – В то время Тифэн была фармацевтом.
– Ну?
Давид застыл в замешательстве. Сильвэн поднял на него глаза, в которых стояли тоска и боль. Губы его были плотно сжаты, челюсти сведены.
Давид медленно опустился на стул.
Глава 4