Инстинкт № пять

— Я умела отгадывать будущее, как ясновидица. Но очень редко. Один раз меня спросили за общим столом ради обычной вежливости: как здоровье отца? И вдруг я сказала при всех, что жизнь отца висит на волоске и что если завтра утром он сразу не умрет, то со временем поправится… Все были шокированы, и я тоже. И что же? Все так и вышло. Утром у отца случился удар. Он был в коме целых три месяца, а потом постепенно выздоровел.

Я стояла ни жива ни мертва.

Я чувствовала, что вся эта встреча случилась со мной неспроста.

— А однажды, — продолжает Диана, — я угадала смерть Аллибара…

Я видела, как под тонкими веками блуждают ее глаза. Диана спит.

— …Чарльз, как обычно, занимался верховой ездой. Нашу помолвку еще не объявили. Сначала он ехал рысью. Затем пустил Аллибара вскачь. И вдруг я испугалась, схватила телохранителя принца, Пола, за руку: «Он погибнет сейчас от разрыва сердца!» — «Принц Чарльз?!» — «Нет, Аллибар!..» Вдруг конь дернул головой и рухнул на землю. Чарльз едва успел соскочить с седла. Лошадь была мертва.

— Что потом?

— Потом… Потом, Лиза, ваш квартет и тебя пригласят в шале на Рождество — в местечко Штаад — поиграть на вилле «Альма» для гостей. Не отказывайся. Это будет дом твой мачехи. Ты сразишь всех наповал.

Я ошалело вернулась к креслу.

Леди Диана спала.

— Ваше королевское высочество, — шепнула я, поправляя плед, — как там на небесах?

— Я души не чаяла в своих мальчиках, — ответила она, и я увидела, как по левой щеке прокатилась слеза.

И вот моя история подошла к концу.

Все так и вышло.

На следующий день нас пригласили поиграть для гостей на вилле «Альма» в местечке Штаад. В ночь на Рождество. 25 декабря. На семейном карнавале. Деньги предложили очень приличные, но ребята колебались — квартет обычно не выступал в частных домах, и только мое красноречие переломило ситуацию. «Едем!»

В семь вечера за нами приехал пикап, и вот мы уже петляем по черному серпантину среди рождественских огней.

Надо ли говорить о том, что я была напряжена, как палец на спусковом крючке револьвера. Перед отъездом наспех заглянула в заветную книжку. Ноготь угодил в финальную строчку сказки про Красную Шапочку: И, сказав эти слова, злой Волк бросился на Красную Шапочку и съел ее.

Но еще в детстве я читала эту же сказку в другой книге с другим концом и исправила в своей неправильные слова большими детскими буквами красным карандашом:

Но, по счастью, в это время проходили мимо домика дровосеки с топорами на плечах.

Услышали они шум, вбежали в домик и убили Волка. А потом распороли ему брюхо, и оттуда вышла Красная Шапочка, а за ней и бабушка — обе целые и невредимые.

Словом, я не знала, как понимать прочитанное. Впервые в жизни не знала и ехала в смятении чувств.

Весь мир радовался Рождеству, за каждым поворотом глаз озаряли сладости швейцарского праздника: витрины в морозных узорах, елки на улицах, серебристые мешки подарков в руках Санта-Клауса, уютная сытая радость, уложенная, как елочные украшения, в глубокую картонную коробку с белой ватой. Одна я чернела в бенгальском небе силуэтом Бэтмена.

Пикап подъехал к вилле. Выгрузились. И слуга в праздничной ливрее повел пятерку музыкантов внутрь дома.

Вот оно, змеиное гнездо!

Это было двухэтажное шале, сложенное на средневековый манер из огромных камней. Все говорило о необычайном богатстве владельца. Мы шли за слугой сквозь строй шикарных вещей, картин, статуй, позолоченных бра, и каждая вещь рычала в лицо пятизначными суммами. В большом каминном зале стояла зеленая ель в пятнах морозного света, в камине размахом в полстены полыхал огонь. Гости, в основном молодежь — богатые свинки, — веселились кто как умел. Несколько пар в маскарадных костюмах. Несколько пожилых лиц. Тут же резвилась стайка детей. Лаяли две ручные болонки. Со стен глазели головы вепрей, маски силенов и прочая роскошь. Нас встретили «на ура» — компании явно не хватало присутствия чужих лиц. Слуга с ангельскими крылышками на спине подвел к столу с горячительными напитками, но мы пьем только после игры. Я все же хлебнула для храбрости бокал глинтвейна. А потом, расчехлив флейту и надев ролики, принялась раскатывать по дубовому паркету в парике с клоунским носом для маскировки, приглядываясь к гостям и изучая обстановку. Я боялась, что меня выдадут удары сердца — так они были сильны. Я искала мачеху, которую никогда не видела в лицо. Я боялась, что нас будут обшаривать перед входом, но этого не случилось, и мой револьвер в кобуре под мышкой ждал своего часа. Я искала мачеху, а первой обнаружила свою гадкую сестрицу. Неужели это она? Та самая свинка с розовой ленточкой, которую однажды положили в мою колыбель вместо меня?