Инстинкт победителя

Михаил, хоть и жил теперь у Марины по ее же настоянию, отправился в свою коммуналку. Василич уже проснулся и, кряхтя, вышел в коридор:

– О, явился, свет ясный. Совсем сюда дорогу позабыл. Коль тут жить не собираешься, пусти квартиранта какого. Все ж деньги капать будут. Да и мне за пивом побегает.

– Я тоже рад тебя видеть, Василич, – так же своеобразно поприветствовал старика Михаил. – Вот, кстати, о деньгах, одолжи стольничек на недельку. У меня зарплата будет, все верну. До зарезу надо.

– Похмелиться мы и в складчину могем, зачем же так сразу – все.

– Нет, я завязал. Но за пивом тебе сходить могу по старой памяти. Давай, пока не разулся.

– Ишь ты, завязал! Не бренчи. Три года бухал – и тут вдруг. Зашили тебя, что ли? Нехило за тебя эта баба взялась. Ну-ну, – еще немного поворчал он и ушел в свою комнату.

Михаил знал, что через минуту тот вернется, а потому так и остался стоять на пороге. Здоровья у дедка совсем нет, самому за опохмелкой ходить сложно, ноги больные. Так и есть. Василич вынес двести рублей:

– На вот, портвейну мне купи. У меня вчера пенсия была, можем себе позволить.

– Я у тебя стольник попросил. Тут не хватит.

– Ну, вот посидим с тобой, покалякаем, а потом решим и твой вопрос, – толково рассудил сосед. – Ты, Мишаня, иди пока поскорее. Колосники горят.

– Я тебе хоть шампанского ящик принесу, ты мне только сразу одолжи, – ненавидя себя, возразил Родин.

– Не, ну ты ушлый! – возмутился дед. – Ты меня шантажировать решил?

– Так, не хочешь – иди сам. Я пошел.

– Ладно, душегуб, – незло выругался Василич и протянул ему еще сотню. – Только условие: если пить не будешь, то хоть посиди со мной, пока я буду.

Возвращаясь с бутылкой портвейна, Михаил думал о том, что, если бы не эта случайная встреча с Мариной, он мог бы обрести такую же судьбу, как у Василича. У того тоже была жена, были дети, которые не хотели его знать, были друзья. Теперь ничего нет. Только редкие собутыльники. Да и то до той поры, пока у него есть деньги. Когда Михаил поселился с ним, многих отвадил оттуда, заменив собой. Страшно так? Или – свобода? Вот философия.

Входя в подъезд, он отогнал от себя эти мысли, вернувшись к главной на данный момент теме. Надо бы со стариком поговорить насчет металла. Он ведь раньше как раз на сталелитейном работал.

Василич залпом оглушил граненый стакан темной пахучей жидкости и закурил «Беломор». Закурил и Родин свой мундштук, с некоторой завистью глядя на поплывший взгляд соседа.

– Поражаюсь я тебе, Мишаня. Такого удовольствия себя лишаешь, – словно издеваясь, сказал тот. – А что бабы? Все одно – стервы!

– Я вот что спросить хотел, – перебил рассуждения старика Родин, – ты помнишь, какое отношение в твое время было к титану? Ну, скажем, в середине семидесятых?

– В каком смысле? – не понял дед, щурясь от едкого дыма, заполнившего прокопченную кухню.

– Ну, дорогой он был тогда? Много ли его было?

– А, в этом! Так хоть жопой жуй. И украсть… можно было сколько угодно, если надо. Да, воровали, в лом сдавали. Бесхозность была, просто рай! Сейчас-то совсем по-другому. Тогда комуняки и сами воровали, и другим давали. А ныне радивые хозяева везде объявились, мать их в дышло! Фанерки не подберешь, не то что металл какой. А чего это ты заинтересовался? Клад, что ли, титановый нашел? – затрясся в трескучем смехе Василич и надрывно закашлялся.

– Да так, не клад, а склад. Только вот еще не знаю, то ли. – И он, достав проволоку, протянул старику. – Глянь. Оно?

Сплюнув в грязную раковину мокроту, Василич взял трясущейся рукой кусочек металла и поднес к окну, рассматривая на свету, затем понюхал и даже попробовал на вкус, поковырял желтым ногтем и вернул Михаилу:

– Похоже. Процентов на девяносто пять забожусь, что он и есть. А где взял-то?

– Я не брал и брать не собираюсь. Просто интересно стало.

– И много там этого добра? Плесни-ка мне еще. А то, говорят, если сам себе наливаешь, спиться можно, – захихикал дед, протягивая стакан.

– Точно еще не знаю. В завтрашнюю ночь хочу посчитать все как следует, – ответил Михаил, наполняя стакан.

– Ну, я те так скажу, титан всегда раз в десять дороже стали был. Это, конечно, не редкоземельный, но свою цену всегда имел. Вот проволока эта страсть дорогая какая. Эта и в двадцать раз круче будет. Она сейчас, если не ошибусь, не меньше тысячи. Минимум. Это за килограмм, заметь. Вот и считай за тонну. Но это как изделие, а не на лом, – потер руки Василич и, взяв граненый, снова разом опорожнил его. – Подай-ка мне вон ту карамельку. Зелененькую. Так много там ее на твоем складе?

– Не на моем, – уклончиво ответил Михаил.

– Ну и дурак! – снова засмеялся и зашелся кашлем сосед.

– А лист прокатный из титана? Небольшой.

– Ну, листы гораздо дешевле. Хотя тоже ничего так пойдет. По пятисоточке, может. Или побольше, – предположил Василич, сплевывая теперь в банку с окурками.