Инстинкт победителя

Спать ему не хотелось. Он лег, подложив под голову две подушки, и включил телевизор на спортивный канал. Почему-то вспомнил, что в его детстве телевидение вещало лишь по трем каналам и максимум до двенадцати. Потом играл гимн Советского Союза, и программы заканчивались. Только в Новый год народ имел возможность насладиться, как тогда говорили, голубым экраном до утра. Именно голубым, потому что цветные телевизоры были далеко не у всех. Свой первый цветной мать купила только в восемьдесят шестом году. И это было большим праздником в их небольшой семье. Правда, пришлось три месяца во многом себе отказывать. Даже экономить на еде, потому что пенсия у бабушки была шестьдесят рублей в месяц, зарплата матери – сто восемьдесят, а отечественный телевизор «Березка» – шестьсот.

Вспомнив о детстве, он снова перешел к мыслям глобального масштаба. О мечте, о сущности бытия и о цели. Это его нервировало, и Михаил решил сконцентрироваться на цели, что была ему ближе. А цель у него на сегодняшний момент одна. Он распланировал свои дальнейшие действия и к пяти утра достал из книжного шкафа Марины роман Теодора Драйзера «Титан», который прочитал еще на заре юности по настоянию бабушки. Надо бы спросить у Марины, откуда у нее эти книги классиков? Наверное, тоже от бабушки. И на пятнадцатой странице заснул.

Его разбудила вернувшаясь Марина. Был уже девятый час. Михаил слышал, как она шуршит пакетами на кухне. Наверное, закупила продукты к завтраку. Несколько раз хлопнула дверцей холодильника. Зажурчала в раковине вода. Что-то зашипело на сковородке. Пошел запах жареных яиц. Начинался новый день.

Сегодня на товарной станции Родину пришлось разгружать мешки с цементом. Другой работы не дали. А эта – самая тяжелая и грязная. Какая бы ни была упаковка, ты все равно будешь весь в серой пыли. Даже нос ею забьет, не говоря уж про одежду. После такого трудодня нельзя обойтись без душа. Зато платят хорошо. Отработав до пяти вечера с одним довольно крепкого вида напарником, от которого несло перегаром и потом, Михаил отправился в свою коммуналку. По дороге купил Василичу бутылку кагора, а себе новую одежду в секонд-хенде – дешевую, но вполне приличную: турецкие черные джинсы, серый итальянский джемпер и китайский черный же пуховик. Оглядев себя в зеркале примерочной, он остался вполне довольным своим внешним видом. Так и пошел в этой одежде, оплатив на кассе. А в выданный ему бесплатно пакет сложил пыльную форму охранника. Старую же куртку, туго скрутив, просто выбросил при выходе в мусорную корзину. У него еще оставались деньги. Можно было сходить в парикмахерскую, а еще купить зимние ботинки на дешевом рынке возле вокзала, но он решил с этим повременить. Лучше чем-нибудь порадовать Марину. Хотя бы принести что-нибудь вкусное.

Василич был несказанно рад не столько встрече с соседом, сколько бутылке, которую он ему вручил сразу с порога.

– Ну вот. Дождался я своих дивидендов! Не зря в тебя вкладывал свою пенсию. А чего одна? – И он, оттянув резинку синих сатиновых трусов, щелкнул ею по впалому животу.

– Ты с этой пока справься, – посоветовал Родин, пожав ему слабую тощую ладонь, а про себя с досадой отметил, что старик сдает день ото дня.

– А ты? Опять не будешь?

– Я же сказал, я в завязке.

– Миша, ты меня, ей-богу, пугаешь. Совсем себя не бережешь, – заворчал Василич, шаркая на кухню и торжественно неся в вытянутой руке кагор. – Ну ты хоть удостоишь меня своей компанией? Смотрю, прибарахлился. Женишься никак? Прям ведь жених, глаза слепит.

– Нет, погожу пока, – усмехнулся Родин, оглядывая запущенную кухню.

Батарея выставленных на облупившемся подоконнике грязных бутылок красноречиво говорила о том, что не так давно тут шел пир горой.

Газовая плита совсем почернела от пригоревшего на ней жира. Гора грязной посуды в проржавевшей раковине. Из крана, замотанного у основания синей изолентой, струится вода. Благо первый этаж, никого не затопит. Прокопченные куревом и газом оконные стекла почти не пропускают свет. На коричневом потолке по углам паутина, и в центре на длинном шнуре болтается лампочка, словно повесилась. Линолеум на полу местами протерт до дыр и оторван. Да и запах тут царит, мягко сказать, специфический. Михаил, наблюдая эту убогую картину, в ужасе подумал, что ничего этого раньше не замечал. Ему было даже неприятно сесть за этот колченогий грязный стол, который венчала импровизированная пепельница из консервной банки, утрамбованная окурками.

– Василич, а давай с тобой тут ремонт сделаем? – предложил Михаил, присаживаясь на шаткий табурет. – Я все закуплю, и вместе поработаем. А?

– Не-не-не, здоровье дороже, – поспешил отказаться тот, пытаясь ввинтить в пробку погнутый штопор. – Эх, стерся, зараза. На-ка, ты попробуй.

Родин выпрямил сильными пальцами спираль и привычным движением выдернул пробку. Пахнуло жженым вином.

– М-да, не тот нынче церковный напиток, – поморщился он.

– Нормально-нормально. Ишь, гурман! – довольно крякнул старик, подставляя грязный граненый стакан.