Инстинкт заключенного. Очерки тюремной психологии

Современные тюрьмы, за исключением американских реформаторий и русских тюрем после Февральской революции, а также германских тюрем в 1919 г., строжайше запрещают допуск к заключенным периодической печати, в виде газет и журналов. Безусловность такого запрета не оправдывается ни целями предварительного заключения, ни задачами современной уголовной политики. Казалось бы, что запрещение чтения газет и журналов тому одиночному арестанту, следствие о преступлении, которого закончено, не может быть ничем обосновано: если обвиняемый содержится под стражей только для того, чтобы он не уклонился от суда, то периодическая печать, допущенная в его камеру, отнюдь не облегчает ему побега.

Но отвечает ли недопущение периодической печати к срочным арестантам требованиям современной уголовной политики?

Лишение арестанта права следить за общественной жизнью чувствуется заключенными далеко не одинаково. Здесь все зависит от особенностей умственного развития и от индивидуальной психологии каждого. Человек, привыкший начинать каждый день своей жизни с чтения газетного листка, испытывает очень большие лишения, когда он остается без газеты. Спокойно отнесется к этим тюремным запретам человек, никогда не имевший или лишь редко державший в своих руках органы периодической печати. Страдание от такого лишения тем сильнее, чем более развиты у человека общественные инстинкты, чем менее он равнодушен к жизни родной страны. В более культурных странах чтение, повседневных газет стало привычкой самых широких слоев населения, а в том числе и тех, которые дают наибольшее число преступников.

Но особенно тяжким оказался запрет допуска газет в места заключения для политических арестантов. Описывая свои тюремные впечатления, Турати вспоминает, какой «болезненной, лихорадочной» становилась в тюрьме потребность узнать новости о внешнем мире. Он вспоминает, как был счастлив, когда нашел в отхожем месте выпачканный номер какой-то газеты и спрятал его под одежду, надеясь избежать обыска. Заточенные пожизненно или на долгие сроки узники Шлиссельбургской крепости также не могли следить за периодической печатью, а когда им стали доставлять для переплета журналы истекших лет, то они набрасывались прежде всего на ближайшие к ним по времени номера и после, сходясь вместе, делились «новостями»; только что прочитанное получало в их глазах характер только что случившегося. Запрещение новых журналов обрушивалось на них всею тяжестью и создавало такие лишения, величину которых трудно себе, по словам Новорусского, представить[8]. Чтобы узнать политические новости, намек на которые прорывался из слов тюремной администрации, они прибегали к разным мелким уловкам. Один из жандармов принес однажды узникам номер старой газеты, и они с жадностью на него набросились[9]. Когда в 1890 г. тюремный священник принес Шлиссельбургцам духовный журнал «Паломник», все заключенные читали его, как мало ни отвечал он их мировоззрению: до такой степени сильно было желание видеть бумагу, недавно вышедшую из типографии в тщетной надежде найти там какие-нибудь отголоски общественной жизни. Но даже самый вид года «1890», до того более нигде невиданного в печати, был приятен взору заточенных. В ответах на анкету Ауэра попадаются жалобы общеуголовных преступников на недопущение газеты, как на тяжкое лишение[10]. По общему правилу, постоянно подтверждаемому наблюдением над тюремной психологией, ни одна сильная потребность не может остаться в тюрьме без всякого удовлетворения. Как скоро правила тюрьмы не позволяют ее удовлетворять или стремятся уничтожить ее, сами заключенные изыскивают способы удовлетворить не только требования своей природы, но и привычки, ставшие для них, согласно поговорке, «второй натурой».