Инстинкт заключенного. Очерки тюремной психологии

Вопрос о количественном и качественном составе тюремных библиотек интересует нас не сам по себе, не как часто весьма сомнительное для нас средство «нравственного перевоспитания» преступников, а исключительно с психологической точки зрения. Нас интересует отношение к книге читателя-арестанта. Нас занимают переживания читателя, связанные с процессом чтения в местах заключения, где все воспринимается иначе, чем на свободе.

Отношение к книге и на свободе определяется уровнем развития индивида, присущими ему интересами, теми или другими его способностями. Влечение к книге может определяться и на воле не одинаково в различные моменты повседневной жизни и стоять в прямой связи с переживаниями и настроениями. Но это нисколько не мешает определить характерные психологические черты того или другого круга читателей. В очень бедной на эту тему русской литературе были, однако, сделаны попытки изучения психологии читателя. Такова, например, интересная работа Анского «Народ и книга». Опыт характеристики народного читателя. Автор, обрисовывая социально-психологический тип читателя из народа, из рядов которого, как мы знаем, выходит наибольшее число заключенных в тюрьмах, проводит резкую грань между читателем-крестьянином, с одной стороны, и рабочим-шахтером, с другой. Отношение того и другого к одним и тем же произведениям было резко различно. Так, например, крестьяне относились к проповеди Льва Толстого о непротивлении злу насилием сдержанно, а рабочие прямо отрицательно, и один из них, в противовес такой проповеди, вел свою пропаганду: «колом в бок и конец». Точно так же шахтеры не осуждали воровства, и моралистические рассказы на тему: «не воровать», воспринимали иногда, прямо негодуя: «стерва, есть-то он мастер, а воровать трус». Вообще, они не любили поучений: «меду много». Тем не менее, были, конечно, и общие психологические черты у этих читателей и народа, и Анский мог делать из изучения этих черт и общие выводы о ненадобности народу «сентиментально-елейных поучений грошовой морали», о требовании им «серьезного ответа на грозные вопросы: как жить, как справиться с теми, невероятно тяжелыми, условиями, которые охватывают железным кольцом его жизнь, душат его мысль…»

В более широких размерах опыт изучения психологии читателя из парода был сделан Библиотечным Отделом ПУРа, организовавшим анкету опроса красноармейцев по схеме, предложенной Н. А. Рыбниковым. В конце 1920 и в начале 1921 г. поступило 11 900 опросных листов, обработка которых еще не закончена. В печати имеются результаты более широкой обработки пробной анкеты до 400 красноармейцев московского гарнизона: Таков доклад Н. А. Рыбникова Первому Всероссийскому съезду библиотечных работников Красной армии и флота[56]. Этот доклад под названием: «Изучение психологии читателя», впрочем, не затрагивает вопроса о самом процессе чтения, а говорит о «читательских интересах» красноармейцев в связи с их возрастом, с предшествующей профессией, образованием и пр. Не приводя подробно выводов докладчика, мы отметим лишь некоторые из них, небезразличные для сравнения их с нашими выводами о тюремном читателе. Так, например, разбивая возраст красноармейцев на четыре группы: 1) 1620 лет, 2) 21–24 г., 3) 25–28 л. и 4) 29–40 л., мы находим, что ответы любящих читать «о любви» (романы распределялись по возрастам так: 1 группа — 22 %, 2 17 %, 3 13 % и 4 6,6 %, т. е. интерес к чтению романов падает с возрастом. То же самое приходится сказать о книгах, описывающих приключения, хотя и не с такою резкостью: 1 группа 22 %, 2 и 3 груп. по 18 % и 4–12 %. Совершенно обратное отношение замечается в отношении к книгам по сельскому хозяйству: 1 гр. 18 %, 2 35 %, 3 47 % и 4 52 %. При выяснении интереса к книге в связи с профессией Н. А. Рыбников брал группы: 1) хлебопашцев, 2) рабочих, 3) ремесленников и 4) интеллигентов. Романы больше всего интересовали ремесленников 30 %, затем рабочих 7 %, а хлебопашцев наравне с интеллигентами по 6 %.