— Ладно, Тадж, ты же знаешь, эти фокусы нам понадобились, чтобы выйти отсюда. А теперь мы хотим вернуться, и только ты нам можешь помочь. Так что будь спокоен.
Тадж смотрел на них с опаской, особенно на Миллса. «Спесивый сукин сын, — так он называл этого британца, когда неделю назад говорил с Гаррет. — Ведет себя, будто даже говно из него выходит в фирменной упаковке».
К Мэдисону и Джейкобс у Таджа особых претензий не было — в друзьях у него они не ходили, но и проблем не создавали.
— Уж не знаю, какая вам от меня помощь. «Иншилд» не поднялся, так что лифт двигаться не может. А раз лифт стоит, и я не могу их оттуда поднять, связавшись по интеркому, то что нам остается? Ни хрена не остается.
— Там есть какое-нибудь движение? — спросила Джейкобс.
— Хоть отбавляй. Да только, по-моему, они оттуда свалили. Датчики показывают движение за кабинетом Бишопа, и довольно далеко. А кое-что двигалось и рядом с кабинетом. Правда, сейчас там все замерло.
— Стало быть, твои датчики из строя вышли, — сказал Миллс.
— Может, и так. А может, там есть другой выход.
— Но откуда…
Джейкобс прервала Миллса, чтобы тот не вызвал раздражения Таджа.
— Давайте рассмотрим, как было дело. Они опустили «иншилд», а это значит, что возникла большая угроза. После этого лифт застрял внизу с Картером, Гаррет и Эндрю.
— Верно. Потом они включили заморозку за щитом, чтобы убить этих ос, или оглоушить, или что-то в этом роде, в общем, сделать их безвредными. А потом мне приказали поднять щит, чтобы люди могли выйти из лифта, пока не замерзли совсем. Ну а после этого они хотели снова опустить щит и добить ос. Такой был план. Я поднял щит, но не до конца, а потом мне показалось, будто Бишоп велит мне его опустить, но что-то там его здорово напугало, и больше я его не слышал.
— Значит, им конец, — сказал Миллс. — Никто не уцелел.
— Этого мы не знаем, — возразила Джейкобс.
— Согласен. Я тоже не знаю, что Гаррет трахается с бабами, но по всем признакам так оно и есть.
— Что ж, по-твоему, мы должны их тут бросить? А сами полетим на Бермуды понежиться на пляже? — подал голос Мэдисон.
— Вовсе нет. Просто нам следует вести себя так, как если бы все они были мертвы, потому что так оно и есть почти на сто процентов.
— Тадж, у тебя есть какая-нибудь связь с ними? Доступ к камерам наблюдения, записям телефонных разговоров, чему-нибудь, что подскажет, что там творится?
— Ничего у меня нет, кроме датчиков движения. Зато они действуют в радиусе полумили. Я же говорю: есть движение позади кабинета Бишопа и чуть поменьше перед дверью в кабинет. Но те, что перед дверью, — не люди.
— Осы?
— Скорей всего.
— А датчики движения раньше ошибались?
— Эти нет. Самая последняя модель, их три месяца назад установили. И если они не врут, в кабинете Бишопа есть задняя дверь.
— Я была там, но никакой задней двери не видела.
— Вот и я не видел, — добавил Миллс.
— И я тоже, — сказал Тадж, пытаясь подражать британскому произношению Миллса. — Но датчики говорят: в сотне метров от кабинета движется множество объектов.
Джейкобс задумалась. Огонек надежды едва тлел, но не угас окончательно.
— У тебя есть план базы? — наконец спросила она Таджа.
Глава 59
Пребывание в Брюшке было тяжелейшим испытанием. Их окружала плотная тьма, в которой время от времени появлялись и пропадали тусклые голубые огни. Такое освещение не давало возможности разглядеть, что собой представляет помещение, в котором они оказались. Было лишь ясно, что оно очень большое и очень темное.
Люди помнили рассказ Уэбстера и Бишопа о том, что им может встретиться — или не встретиться — в этих стенах, и сочетание услышанного с неизвестностью рождало страх, окутывающий их холодным туманом.
Луч фонаря Гаррет, шедшей впереди, рассеивал тьму полного неведения, но одновременно порождал мечущиеся тени, усиливал напряжение и без того туго натянутых нервов.
От жары кожа покрывалась липким потом, ладони становились скользкими, стекающие по лицу капли пота казались прикосновением крыльев, ног или антенн невидимых тварей, и тогда к щекам и лбу в панике тянулись руки — скинуть несуществующих насекомых.
В пот и дрожь бросало людей также предельное нервное напряжение. Особенно сильно страдали от него Бишоп и Уэбстер. Если другие были просто напуганы, то эти двое испытывали куда более сильные чувства. Пересекая это пространство в последний раз, они мчались что было сил, чтобы избегнуть страшной смерти от ненасытных пастей и стальных когтей, терзающих кожу и плоть. Последними звуками, которые они слышали, были хруст костей и треск рвущихся мышц, вопли умирающих и тяжелый плеск застывающей крови.
А еще их мучило чувство вины за собственное бессилие. Именно оно мучило их долгие месяцы и даже годы: ведь им пришлось наблюдать, как умирают друзья, и принимать решение, что их собственные жизни имеют слишком высокую цену, чтобы рисковать ими, пытаясь прийти на выручку погибающим.