Институт

Глэдис снова махнула картой. Двери открылись в широкий вестибюль, ярко освещенный полупрозрачными потолочными панелями. Играла тихая музыка, какая обычно звучит в супермаркетах. Туда-сюда ходили люди с тележками, полными какого-то оборудования. Один нес в руках проволочную корзину с пробирками – анализами крови? Двери были помечены номерами, и перед каждым стоял префикс B.

Тут все по-крупному, говорил Никки. У них огромная территория. Видимо, он не соврал: раз есть подземный уровень B, то должен быть и С, логично? А может статься, и D, и E. Действительно похоже на правительственное учреждение, подумал Люк. Как можно сохранить такую здоровенную организацию в тайне? Мало того – деятельность Института незаконна и противоречит конституции США, его сотрудники похищают детей!

Они прошли мимо открытой двери, и Люк увидел очередную комнату отдыха, для сотрудников. Здесь тоже стояли торговые автоматы (впрочем, без табличек «ЕСЛИ ПЬЕШЬ – ЗНАЙ МЕРУ»). За одним из столиков сидели трое: мужчина и две женщины. Все они были в гражданском (джинсы, рубашки) и пили кофе. Одна из женщин – светловолосая – показалась Люку знакомой. Поначалу он растерялся, а потом вспомнил голос: Как скажешь, детка. Это было его последнее воспоминание из прошлой жизни – до того, как он очнулся здесь, в Институте.

– Ты! – Он указал пальцем на женщину. – Это была ты!

Женщина невозмутимо посмотрела на него. И все еще смотрела, когда Глэдис закрывала дверь.

– Это была она! – воскликнул Люк. – Точно она!

– Мы уже почти пришли, – сообщила Глэдис. – Все пройдет быстро, обещаю. Потом вернешься в свою комнату. Ты, наверное, устал с непривычки.

– Вы меня слышите? Эта женщина проникла в мою комнату! И брызнула мне чем-то в лицо.

Опять нет ответа, только ослепительная улыбка. С каждым разом она казалась Люку все более неестественной и жуткой.

Они подошли к двери с номером B-31.

– Веди себя хорошо – и получишь пять жетончиков, – сказала Глэдис и достала из кармана горсть металлических кружков, похожих на монеты. С обеих сторон на них был отчеканен треугольник. – Видишь? Они у меня с собой.

Она постучала в дверь. Открыл мужчина в голубой форме с именем «ТОНИ» на груди: высокий, белокурый, красивый (если бы не легкий прищур). Люк решил, что он похож на злодея из фильмов про Джеймса Бонда – пожалуй, на того обходительного лыжного инструктора, который оказался убийцей.

– Входи, входи.

Видимо, приглашали только Люка. Глэдис легонько толкнула его в спину и закрыла за ним дверь.

Стоявшее посреди комнаты оборудование выглядело устрашающе: что-то вроде стоматологического кресла, только оснащенное ремнями для рук.

– Садись, приятель, – сказал Тони. Ладно хоть не «умница», подумал Люк.

Тони подошел к столу, открыл какой-то ящик и начал в нем рыться, насвистывая. Когда он снова повернулся к Люку, в руке у него было что-то вроде маленького паяльника. Тони с удивлением обнаружил, что Люк все еще стоит в дверях, и широко улыбнулся.

– Я же сказал: садись.

– Что вы будете со мной делать? Татуировку хотите набить? – Он вспомнил, что евреям при поступлении в Освенцим и Берген-Бельзен набивали номер на руке. Бред, конечно…

Тони снова удивился, потом хохотнул.

– Господи, что ты! Я просто тебя чипирую. Это не больно – как сережку в ухо вставить. Всем нашим гостям вживляют чипы.

– Я тут не гость, – сказал Люк, – а заключенный. И ничего вы мне в ухо не вставите.

– Еще как вставлю, – ответил Тони, по-прежнему широко улыбаясь и по-прежнему напоминая доброго дядю, который помогает детям вставать на лыжи – а в свободное время гоняется за Джеймсом Бондом с отравленным дротиком. – Слушай, это правда не больно, просто слегка ущипну ухо. Раз – и готово! Так что будь паинькой, сядь в кресло. Глэдис тебе сразу же выдаст жетончики. А если будешь сопротивляться, я тебя все равно чипирую, но жетонов тебе не видать как своих ушей. Что скажешь?

– Не сяду я в кресло, – ответил Люк, трясясь всем телом. Впрочем, его ответ прозвучал довольно решительно.

Тони вздохнул. Аккуратно положил прибор для чипирования на стол, подошел к Люку и уперся руками в бедра. Вид у него был серьезный, почти скорбный.

– Уверен?

– Да.

Казалось, в ушах у Люка зазвенело от пощечины еще за миг до того, как Тони замахнулся. Люк попятился, потрясенно глядя на здоровяка широко распахнутыми глазами. Однажды, когда ему было четыре или пять, отец его отшлепал (несильно), застав за игрой со спичками, но никто и никогда не бил Люка по лицу. Щека сразу вспыхнула; ему никак не верилось в случившееся.

– Это гораздо больнее, чем чипирование, – сказал Тони. От его широкой улыбки не осталось и следа. – Хочешь еще раз? Я с удовольствием. Вы, дети, думаете, что вам все дозволено, что мир принадлежит вам. Ну-ну.

Только сейчас Люк заметил голубой синяк на подбородке Тони и небольшую ссадину на левой скуле. Сразу вспомнился свежий синяк на лице Ника Уилхолма. Вот бы и ему, Люку, хватило смелости врезать Тони… Увы, кишка тонка. Он и драться-то не умеет. Если попытается, Тони его мигом скрутит.