Институт экстремальных проблем

— Не придумывай ничего. Авансы какие-то, расплаты, — Светлана прижала его голову к своей груди и провела рукой по волосам, шее, спине. Вадим замер, боясь шевельнуться и пропустить хоть одно прикосновение обожаемых пальцев, и только чуть прихватил губами нежную кожу. — Давай продолжим.

Пастель всегда привлекала Медведева благородством, чистотой и свежестью цвета, бархатистой поверхностью фактуры. Но эта техника требовала точности штриха, чутья избираемого цвета, потому что изменить его практически невозможно: чистый мерцающий пастельный тон таков лишь при изначальном нанесении. И в то же время пастель позволяла удивительным образом смешивать и накладывать цвета, что давало бархатистость и глубину рисунку.

Никогда у Вадима не было такого роскошного выбора – не шесть или двенадцать, а сорок восемь разноцветных палочек пастели лежало перед ним в жестяной коробке. Он долго не решался выбрать оттенок, задумчиво смотрел на Светлану, брал в руки то один мелок, то другой и, наконец, остановился для начала на нежнейшем розовато-бежевом. Медведев передавал форму легким контуром, тонкой линией, а все цветовое решение задумал сделать несколькими тонами, нанося разноцветные мелкие штрихи, которые можно было оставить и в чистом виде, подобно мозаике, но можно было и смешать. Кончиками пальцев он растушевывал пигмент, вбивая его в специальную шероховатую бумагу, так, чтобы несколько нанесенных рядом штрихов, не смешиваясь полностью, соединились и заиграли цветом. Вадим настолько отдался процессу, что временами ему казалось, будто под рукой у него не рисунок, а бархатистая кожа, и это ее он ласкает легкими прикосновениями. Все происходило в полной тишине, только с улицы иногда доносился шум транспорта.

Медведев пришел в себя, когда неяркое зимнее солнце перестало заглядывать в комнату, свет ослабел, и краски потеряли свою яркость. Прошло почти три часа, от напряжения у него затекла шея, а Светлана сидела, не шелохнувшись, все в той же позе.

— Светочка! — позвал он ее.

Девушка отозвалась не сразу. Прошло несколько секунд, прежде чем она глубоко вздохнула, будто просыпаясь, и, не меняя позы, повернула голову.

— Девочка моя, я тебя совсем замучил. Все, хватит на сегодня, одевайся и посмотри, что у меня получилось.

Но только Светлана встала и потянулась, как Вадим вскрикнул:

— Замри на пять секунд, умоляю!

Он схватил чистый лист бумаги и всего несколькими линиями перенес на него образ исчезающей на глазах сонной неги и немного ленивой грации, олицетворением которых сейчас была Света.

— Спасибо, радость моя! — Медведев был преисполнен благодарности.

— Дим, у тебя же талант! — восхитилась Светлана, когда увидела его работу.

Она не могла решить, какой рисунок лучше. Рисунок пастелью изумлял продуманной цветовой гаммой: общий тон Вадим сделал достаточно темным, он был намечен широкими штрихами, сгущавшимися к центру, песочный цвет драпировки стал насыщенным, в складках ткани превращаясь в кофейный, и на его фоне казалось, что хрупкое тело мерцает перламутром редкостной раковины. Последний набросок был наполнен жизнью, он запечатлел таинственный миг перехода от полусна к бодрствованию, когда тело и разум просыпаются в предчувствии радости бытия.

— С такой моделью и с такими средствами, каждый так сможет, — Вадим смущенно улыбнулся, услышав Светину похвалу. — Однако я устал с непривычки – лежа, много не порисуешь. И тебя, наверное, уморил. Как ты смогла столько времени просидеть неподвижно?

— Для меня это несложно.

Светлана, пока Вадим рисовал ее, почти полностью отключилась от реальности, погрузившись в подобие дремоты. Это позволило телу надолго застыть в одном положении, а сознанию дало возможность работать с невиданной интенсивностью. Разум перебирал разрозненные сведения, полученные во время поездки, будто лежащие россыпью разноцветные кусочки смальты, укладывая их в единую мозаику, основание для которой было создано давно. Теперь она точно знала, что и как должна сделать, что может помочь, что помешать, оставался один вопрос – где. Ответ на него пока не нашелся, но было ощущение, что в этом каким-то образом должна помочь Ирина.

— А я так и не смог ничему у тебя научиться, я лентяй, бездарь и прогульщик. — Вадим потянулся и закинул руки за голову. — Один раз случайно что-то получилось, а потом, как ни старался, толку не было.

— Это потому, что ты не можешь сосредоточиться, однако в состоянии стресса твой организм действует самостоятельно, инстинктивно выбирая нужное решение.

— Но это же плохо, что я не могу собой управлять.

— Наоборот, ты держишь себя под очень жестким контролем, раскрываешься очень редко. Только Ирина блокирует себя сильнее, чем ты. У нее потрясающий потенциал, она потенциально гораздо сильнее меня, я это чувствую сквозь все барьеры, но подсознательно Ира ставит такую непробиваемую защиту и снаружи, и изнутри, будто боится не справиться со своими способностями.

— Ты говорила Ирине об этом?

— Да, но она не захотела ничего слушать, сказала, что у нее и так забот выше головы, — Светлана сказала об этом с явным сожалением.