Институт фавориток

Ага. Похоже, Атиус решил, что дядя меня инструктировал и описал все исключительно с негативной стороны. Следовательно, я расстроилась и теперь веду себя настороженно именно по этой причине. Хм… А ведь это неплохая легенда. Пожалуй, стоит принца в этом заблуждении поддерживать. К тому же его заявление подразумевает, что выбор жены он сделает с моего одобрения. А это как раз играет мне на руку.

— Спасибо, — помедлив, я его благодарю, сохраняя видимость имеющихся у меня опасений, и стеснительно отвожу взгляд, старательно придерживаясь выбранной линии поведения. А еще требую гарантий, чтобы он потом от своих слов не отказался: — Значит, вы будете танцевать брачный танец только с той, которая примет меня как равную. И не будет считать, что фаворитка ниже по статусу. Правильно?

— Дейлина, — укоризненно качает головой Атиус, — ни одна цессянка не позволит себе считать тебя, наследницу империи, ниже себя по статусу. И уж тем более это никак не отразится на наших семейных отношениях.

Дихол! Так да или нет? Мне конкретное подтверждение нужно, а не эфемерная возможность.

— Как я могу быть в этом уверена? — позволяю себе помрачнеть и спрятаться за маской холодного неприятия. — Женщины очень разные. А вы влюбитесь, и вам станет не до выяснения того, что на уме у вашей невесты.

— Глупенькая, — снисходительно-ласково успокаивает меня цессянин. — Жениться по любви для меня непозволительная роскошь. Брак, несомненно, будет династически выгодным. Да, я готов к тому, что чувства появятся лишь спустя несколько лет после танца как у тебя, так и у нее. Именно поэтому вы обе для меня станете равны. Так что можешь не сомневаться, девушка будет к тебе относиться более чем лояльно.

Вот гад. Он не только меня, но и жену собрался использовать! Причем даже не скрывая. Но хуже всего то, что подобная расчетливость разрушает весь мой план. Я думала, хоть ко второй избраннице у Атиуса возникнут настоящие чувства, от которых он потеряет голову и забудет, что должен со мной танцевать. И это будет означать, что принц от меня отказывается и дарит свободу. Ан нет. В перспективе лишь точный и холодный расчет, а при таком раскладе я останусь фавориткой на всю жизнь. Стану любовницей прагматичного императора-эгоиста!

Возмущение в моей душе кипит, клокочет и рвется наружу, но выпустить его я себе позволить не могу. Вооружаюсь вилкой и, повертев в пальцах убийственный инструмент, накалываю на него зеленый шарик, мысленно представляя, что он не зеленый вовсе, а белый. Наглый. Вездесущий. И ушлый. Вот тебе! Одним ударом три дырки! Любопытно, как быстро регенерация залечивает раны у альбиносов?

Мое молчание Атиус воспринимает как должное. Наверняка решил, что я приняла его позицию и продолжать дискуссию нет смысла. Невозмутимо допивает сок, промокает губы салфеткой, смотрит на запястье, где красуется изящный серебристый коммуникатор, и сообщает:

— На корабле время соответствует цессянскому. В сутках у нас на два стандартных часа больше, чем у вас на Рооотоне. Я отправил на твой вильюрер программу синхронизации, чтобы тебе было проще ориентироваться, и примерное расписание. Джаграс сказал, что ты предпочитаешь иметь четкое представление о том, что запланировано на день. Это необычно, но правильно, — одобряет то, к чему я вообще никакого отношения не имею, потому что жесткий распорядок — это исключительно дядюшкино ноу-хау. — Хороших снов, Дейлина. Встретимся за завтраком.

Он уходит, а я с ожесточением вонзаю вилку в последний шарик. Ну, дядя! И тут ухитрился меня ограничить! Я долго и безуспешно боролась с ним за право оставаться свободной в своих действиях, а теперь Атиус принимает эстафету? Надо с этим что-то делать! Вот посмотрю, что он там запланировал, и тогда уже над способом подумаю.

В расстроенных чувствах даже не замечаю, что заканчиваю ужинать — последние ягодки из соуса вылавливаю, потому что вкусные очень. Не хочется оставлять.

Шигузути, слизнув очередную каплю, сочащуюся из покусанного им фрукта, тоже решает, что на сегодня съел достаточно. Разворачивается, отыскивает глазами вожделенный плацдарм, прицеливается, но соображает, что прыгают на полный желудок только идиоты, и вальяжно шествует к моей руке.

— Забирайся.

Улыбаюсь, подставляя ладонь, чтобы ему было удобнее. Устроив малыша на плече, отправляюсь в свою комнату. Плотно закрываю дверь, выключаю верхний свет, оставляя только напольный. Сдвинув в сторону легкую перегородку, ограничивающую спальню, пересаживаю шигузути на кровать и сбрасываю халатик. Отчаянно зевая, все же заставляю себя посетить ванную комнату, прежде чем без сил падаю на мягкий матрас и закрываю глаза.

Спать хочу до умопомрачения…

— Семь часов! Подъем!

Забираюсь под подушку, спасаясь от громкого сильного голоса и яркого света, резанувшего сквозь закрытые веки.

— Дейлина, соня несусветная, вставай давай! — не сдается мой живой будильник, ничуть не собираясь снижать громкость. Еще и лишает меня возможности спрятаться, оставляя без подушки и одеяла.