Институт моих кошмаров. Адские каникулы

И Мора, которому Диз должен был хранить верность. Из-за того, что в прошлом семестре он решил помочь, хотя мог остаться в стороне.

– Частично.

По крайней мере, Диз был честен. Чувство вины обрушилось на меня с новой силой, поэтому я не могла не предложить:

– Если хочешь, бросай это дело. Забудь о моей просьбе. Я пойму, правда.

И даже поприветствую такое решение. Я не могла исправить то, что наделала осенью, но меньше всего хотела бы доставлять ему неприятности. Зато Диз, кажется, оскорбился.

– И не выяснить, кто обнаружил мой ящик, который в университете никому не известен? Не думаю. В этом деле мы разберемся вместе.

И хотела бы я верить, что никто при этом не пострадает…

Но не получалось.

– Милый, – оценила я профильное фото незнакомого мне блондина, присаживаясь рядом с Райли.

– Милый, – согласилась она и поджала губы. Даже на стакан с кофе, который я поставила перед ней, не обратила внимание.

– Почему мы сидим в первом ряду?

Помня неудачный опыт посещения лекций по алхимии, я бы предпочла последний. Конечно, за спинами однокурсников ничего не разглядеть, зато и меня не видно. Но места выбирала Райли, я в это время стояла в очереди в столовой.

– Потому что это не политэкономия.

Рыжая снова уставилась в экран телефона. Если судить по выражению ее лица, придирчивому и недовольному, там был изображен не симпатичный парень, а одно из чудищ справочника «Сверхъестественные существа Европы». В разрезе.

– Ладно, что с этим не так? Опять молоко не обезжиренное?

Райли тяжело вздохнула.

– Обезжиренное.

– Тогда что?

– Он… милый. Веселый. Представляешь, с ним есть о чем поговорить, – оживилась рыжая. – У меня это впервые! Он тоже на артефакторном учится, даже знает, что такое коэффициент Нимбгади-Кронаха!

Я честно попыталась вспомнить:

– Это то, о чем вы с Максом на прошлой неделе спорили?

– Ага. И он согласен со мной, опасно совмещать его с усилителем Уилфорда…

Я ненадолго отключилась, отдавая должное своему капучино. Я и в лучшие времена не слишком хорошо разбиралась во всех этих ритуальных формулах и коэффициентах, а уж после такой ранней побудки… Зато пока я молчала, был шанс сойти за внимательного слушателя.

– Тогда в чем дело? – спросила я, когда восторги по поводу формулы имени еще кого-то слегка поутихли.

Райли поболтала трубочкой в стакане.

– В том, что он милый. И только. А где страсть? Где сумасшедшая любовь с большой буквы?

В книжках. В кино. Но не всегда в жизни. А если она и встречалась…

– Любовь с большой буквы обычно заканчивается болью с такой же большой буквы, – предупредила я. – Я думала, ты поняла это по Тоби.

Услышав имя бывшего, она поморщилась.

– Все равно! Должно же быть что-то еще!

– Возможно, оно будет. Потом. А пока, может, тебе хватит того, что он милый? Идеалов все равно не существует, сколько ни ищи.

– Тебе легко говорить, – пробурчала рыжая, – ты вон уже нашла.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что у вас с Максом идеальные отношения.

У нас? Я растерялась. А потом призадумалась: может, со стороны так и выглядело.

Макс неизменно был внимателен. Встречал вечером, приносил на свидания кофе и даже помнил про мои сериалы. (Клянусь, я никогда не знала, что такое настоящая забота, пока однажды, совершенно измученная после шести пар, не получила сообщение: «Скачал финал, знал, что ты захочешь посмотреть. Ужин тоже взял. Приходи, Гргура нет».) Я, если и не была лучшей девушкой в мире, честно старалась. Это было несложно: мне нравился Макс, нравилось проводить с ним время, лежать щекой у него на груди и слушать, как успокаивающе монотонно бьется его сердце, нравилось, что было с кем посмеяться над только нам двоим понятной шуткой. Но…

– Это потому, что мы не влюблены, – наконец сказала я.

По крайней мере, я не была. И надеялась, что Макс тоже, иначе в этой ситуации я выглядела бы совсем некрасиво. Но за эти четыре месяца у меня не было ни единого основания заподозрить, что он испытывал ко мне что-то больше симпатии. Мы были хорошими друзьями – были бы, если бы не пытались делать вид, что встречаемся, – которые похоже мыслили и смотрели на мир. Но не более. Он для меня являлся способом отвлечься от другой влюбленности, неправильной и невозможной. Я для него – единственным шансом хоть немного пожить иллюзией нормальной жизни. Только я (и Райли, но представить этих двоих парой мне не хватало фантазии) знала, что с рождения Макс принадлежал Охотникам. И меня это не пугало. Со мной Макс мог не скрываться. Не лгать. Не придумывать утомительные отговорки вместо своего короткого «Дела, извини».

Конечно, я могла ошибаться насчет его чувств – и быть в таком случае худшим человеком на Земле. Но, как я уже говорила, я надеялась, что мы оба не были влюблены.