Институт сновидений

Одно скажу – пошел я в тот день к своему экскаватору, и такие силы во мне проснулись, что траншею под кабель всю за раз прокопал, а по плану мне б ее три дня ковырять надо было. Начальство, понятно, не похвалило, а ребята после работы, как с ними поделился, только плечами пожали. С одной стороны, кто ж у нас Райки не знал, а с другой, вижу, и они, верно, об этом передумали – не каждый же год такие чудеса встречаются, верно?

Вот я почему вам и пишу, чтоб вы в курсе были. Вам же наверняка со всего света материалы стекаются. Вы зафиксируйте там, в своей картотеке, наш случай, может, кому пригодится. И хотя никакой научной версией этого не объяснить, но что явление пальто было – факт. Я самолично не только видел, но и руками его трогал.

А как Райку не нашли, крестик ее надела младшая дочка Люська. У Люськи двое детей, и тоже от разных мужей приблудных. Интересно, есть ли тут какая связь?

Хотелось бы и ваше мнение узнать, если есть какая статистика, пришлите, не сочтите за труд.

С искренним уважением, экскаваторщик Горзелентреста Яков Смирнов

Счастье

Виктор Иванович Веревкин – прирожденный походник, и когда случается летом, разбив лагерь, все обустроив, подсесть к костерку, взять в руки гитару…

Виктор Иванович – учитель пения. Но главное в его жизни – лето. Тогда он устраивается на старгородскую турбазу инструктором, водит людей в водные походы. Сто пятьдесят километров на веслах – занятие не для слабаков, а попадаются нытики – горе им, у Виктора Ивановича в походе не забалуешь. Втягиваются, врабатываются, а потом благодарят! Да, да, еще и как благодарят, где ж такую красоту увидишь еще, а тут тебе и Озеро, и речки… Все на веслах, своим трудом!

Да…

Последний поход удался – люди приехали довольные. Сдружились. Совместный труд – он сплачивает. Вот только у самого руководителя вышел маленький конфуз. Женщина, оказывавшая в походе благосклонность, как только вернулись на базу, изменила с москвичом. И, что всего обиднее – вчера у него было пятидесятилетие. Не просто так – дата. Уже договорились, как вместе отметят, Виктор Иванович специально денег приберег, и на тебе! Впрочем, он старался не очень переживать. Всем им одна цена.

Она его пожалела!.. Нет, никаких сентиментов – он ей прямо так и заявил. Он с ними просто привык. А жалость… Знает Виктор Иванович их жалость, чем она оборачивается. Дважды обжегся, квартиру, с трудом заработанную, разменял – теперь не попадется. Да и чего его жалеть? Хитрые жучки… И – обиделась!.. Да и наплевать! Тысячу б лет ее не видел, скоро новый заезд – будут еще красавицы. Главное – спокойствие сохранять, нервы не тратить.

А все-таки обидно – пятьдесят лет. И даже сын не пришел поздравить – дуется. И за что? Попросил сорок рублей – мокасы ему надо кооперативные на рынке купить. Перебьется – не война. У Виктора Ивановича в его годы и сапогов путевых не было, а тут мокасы за сорок рублей. Да он пятьдесят рублей на юбилей отложил, а тут кеды крашеные за сороковник…

Но жалко, жалко, что сорвалось. Готовился же.

Лег вчера спать злой и трезвый, телевизор даже не стал смотреть.

Если так рассудить, начавшееся лето пока радовало мало. Всю зиму ждал его, чинил-подбирал снаряженье и высиживал уроки – ненавистные, каторжные уроки. Слушал дикий рок на школьном дребезжащем магнитофоне. Мечтал о лете.

Виктор Иванович ненавидел своих учеников. Даже пятиклашек теперь петь хором не заставишь – задохлики, дети алкоголиков, уже – потенциальные воры. Он им не мешал. Понял, что бессмысленно. Приходил в класс, садился. Они врубали магнитофон со своей пленкой, а он отключался на сорок пять минут. Потом еще на сорок пять. И еще. Мечтал о лете.

Если в классе начиналась возня, бывало, таскал и за уши, но чаще дубасил веником пониже спины. Ничего, это на пользу – ученики и не такое дома видели, не обижались.

А Виктор Иванович вспоминал, как строго их, детдомовцев-блокадников, воспитывали.

А нынешние – лучше и не думать… Просто в пропасть все катится. Старухи говорят, к концу света идет. А что, и похоже: разгильдяйство кругом, никто работать не хочет – своими руками себе яму роют. А женщины?

Он их вообще за людей не считает. Ведь как он сперва старался дом создать, обжить. Нет. Только деньги дай, а сами… Попользоваться, обобрать – чужой карман на глаз давит. А то и засудят. А что – скольких и засудили!

Сына своего воспитывал как надо – настоящим походником. Придет армейское время, добрым словом его еще вспомнит. Но мать… Все неймется ей – все напортила. Балует. И вот он уже и по дискотекам, и мокасы ему подавай. Прибежит на пять минут, стрельнет десятку, и был таков. А как вычитывать его – обижается. Плачет. Никакой мужской твердости. Ну а как сын в плач, Виктор Иванович все ж пожалеет – даст. И что за поколенье вырисовывается?