Институтки. Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц

Я вышла в коридор. У окна стояла небольшая группа незнакомых девочек, очевидно, младшего класса. Не нужно было присматриваться, чтобы решить, какая девочка привела Олю в столь бурный восторг. Девочка была действительно очаровательна. Небольшого роста, с хорошо развернутыми плечами, на которых на стройной шее стояла темноволосая головка с карими глазами под тонкими дугами бровей, с тонким, слегка опущенным вниз носом и изумительного матового тона кожей лица, она была прелестно хороша. С левой стороны верхней губы чернела маленькая родинка и такая же на правой щеке, придавая неожиданную пикантность юному личику. Ее лицо не было классически правильным, но его черты сочетались так гармонично, что оно казалось неповторимо прекрасным. А я, небольшая еще девочка, почувствовала в этой чужой девочке какую-то внутреннюю притягательную силу, отражавшуюся в выражении ее лица. Вероятно, именно это прежде всего так остро почувствовала Оля.

Девочка была воспитанницей Смольного института (Александровского), недавно прибывшего к нам из революционного Петрограда. Она была ученицей VI класса, то есть на два класса младше меня. Звали ее очень просто: Катя Фещенко.

Я не помню, как началось наше сближение. Вероятно, с первой же встречи. И уже скоро, если наши классы шли одновременно парами по коридору, мои глаза тотчас отыскивали Катину фигурку, а ее глаза находили меня. Мы кивали друг другу головой и улыбались.

Я не могла не любоваться Катей. Однажды я шла по коридору мимо ее класса. Дверь была приоткрыта, Катя сидела прямо против двери и вышивала. В ее позе было столько непринужденного изящества, что я невольно замедлила шаги, любуясь ею.

У нас в институте не было принято заходить в чужой класс. Только сестры иногда навешали друг друга. И вот скоро стало нашим обычаем встречаться в «малютке», а чаще в умывальной комнате нижнего дортуара. Я приходила с Олей, Катя — со своей соседкой по парте — Варей. Варя радостно улыбалась, очень довольная новым знакомством, общением с девочками старшего класса. Но Варя скоро исчезла. Очень удивила меня и Оля, восторженно встретившая Катю, но вскоре отошедшая от нас. Я же продолжала встречаться с Катей, иногда специально вызывая ее из класса в умывальню.

Вскоре я узнала, что Катя — моя ровесница. Ей было, как и мне, 13 лет. Но я была двумя классами старше, и это создавало известную дистанцию между нами. Я держалась просто и дружественно, но мы были на «вы» и свое «старшинство» я чувствовала постоянно.

В ответ на мои осторожные вопросы Катя рассказала мне, что она — круглая сирота, что своих родителей она потеряла очень рано и воспитывалась у «богатого дяди». Потом ее отдали в институт, и вот она — здесь… Я как-то спросила, где сейчас ее дядя, в Петрограде ли он. «Нет», — ответила Катя так тихо, что я почувствовала невозможность дальнейших расспросов.

Из повседневных разговоров случайно запомнился один. В это время в институте было трудно с обувью, и я носила собственные полуботинки. Как-то я радостно сказала Кате, что скоро нам выдадут новые казенные ботиночки. «А мне очень жаль, — сказала Катя, улыбаясь… — Ваши полуботиночки оставляют открытой часть белых чулок, и я всегда издали узнаю вас по белой полоске…» Мне было приятно, что она радуется встречам со мной.

Как-то вечером, когда из-за отсутствия света было невозможно делать уроки, мы собрались в большом зале — танцевать. Оли почему-то не было. Ко мне подошла Катя и крепкой, властной ручкой обняла меня за талию (мне показалось это немного дерзким), и мы поплыли в общем круге вальса. Так две неглупые девочки и целый ряд других, не думая, почему нет света, почему, вместо того, чтобы готовить уроки, они танцуют при свете огарка, совсем не представляли масштабов произошедшего за стенами их здания. И поэтому они всецело во власти своей юности, своих непосредственных отношений, увлечений и симпатий. «Дружба, овеянная поэзией красоты», — сказала я как-то о наших отношениях. Но когда корабль Смольного института уплыл в неизвестность, я с тревогой думала о судьбе этой чужой девочки, девочки редкой красоты, обаяния и так бесконечно одинокой. Как сложилась ее судьба?

«Хитительница»

Из наших стенных шкафчиков стали пропадать продукты: у кого-то исчез пирог, у другого пачка печенья, у третьего бутерброд, а у кого-то и просто кусок хлеба. Девушки, убирающие класс? Но этого никогда не было…

Вскоре «хитительница» была обнаружена. Ею оказалась девочка Смольного института Лена Долье[163]. Она плакала и во всем призналась.

Лена была прелестная девочка с мягким и нежным личиком, светлыми локонами и красивыми карими глазками. Сущий ангел. И вдруг…

Огромное пустое пространство легло между мной и ею. Я смотрела на нее с недоумением, отчуждением и неприязнью. Ну, как она могла?! Разве она не чувствовала, что делает что-то стыдное, позорное?! И вот теперь плачет… Позор на весь институт…