Институты благородных девиц в мемуарах воспитанниц

Я не забыл своего обещания! — сказал он. — Поздравляю вас пансионеркою императрицы Елисаветы Алексеевны.

Кто опишет восторг наш при этих словах? Я плакала от радости, и слезы сердечной благодарности текли по лицу моего доброго папеньки. И было чему радоваться, было благодарить за что: я пробыла восемь лет в институте; нетрудно расчесть, чего стоила я моим царственным благотворительницам. Где взять столь большую сумму бедному, обремененному семейством чиновнику? Его жалованье едва ли превышало мой ежегодный расход...

Кто из петербургских жителей не бывал на Васильевском славном острове?[5] Кто из петербургских и не петербургских жителей, по крайней мере, не слыхал о нем? На этом-то острове, в 13-й линии, стоит Дом трудолюбия. В назначенный день я вступила в этот дом, воздвигнутый добродетелью, и ровно на восемь лет простилась с домом моих родителей. Таков порядок во всех институтах: каждая девица, вступая в заведение, до окончания курса своего воспитания прощается с родимым кровом. Кто не провидит в этом постановлении мудрой цели попечительного о благе юношества правительства?.. Бывают, впрочем, исключения из этого, по- видимому, строгого правила; но от подобных исключений да избавит Господь всех православных! (Только в случае смерти кого-либо из родителей или других ближайших родственников позволяется институтке отлучиться на один день или даже на несколько часов из заведения, и то не иначе, как в сопровождении dame de classe.)

Добрая начальница института Д<арья> М<артемьянов- на> Р<ебиндер> приняла нас ласково — потрепала меня по щеке, посадила к себе на колени и сказала находившимся у нее в комнате девицам: «Das ist ein schones Madchen!»[6] — я помню, что эти слова, сказанные почтенной дамою от души, были приятны и моему детскому самолюбию; невзирая на то, что взрослое чувство светского самолюбия было вовсе чуждо моему неопытному сердцу!

Когда уехал папенька, добрая начальница, напоив меня чаем, призвала к себе старшую девицу из 1-го класса Б..., приказала ей отвести меня в залу и отрекомендовать прочим воспитанницам.

Мы входим, вожатая моя говорит: «Mesdames, вот новинь- кая\» — и вдруг, по заведенному обычаю, сотни две милых подруг моих обступили меня и, осыпая меня непритворными детскими ласками, осыпали бесчисленными вопросами и расспросами — о том и о сем. Эти вопросы и расспросы были произносимы на всех употребительнейших европейских языках: «Как вас зовут-с?» — «Parlez vous francjois?»[7] — «Sprechen Sie deutsch?»[8] — и проч. и проч., чего я уже и не упомню.

Я забыла сказать, что грозный бухгалтер Кронид только девять лет скинул тогда со счета ассигнованного мне судьбой века[9]; вдень моего рождения всещедрая природа подарила меня веселым, резвым характером, — и, признаюсь, если бы в наш утонченный век дамы и девицы, толстея от фижм и робронов, носили еще карманы, я не полезла бы в карман за словом... Я отвечала если не всем, то по крайней мере отвечала многим...

Напоследок беспрерывно повторяемые вопросы мне надоели, и я начала отделываться стародавними, старомодными, но всегда употребительными детскими фарсами: «Parlez vous frandeutsch?» — J а, Иван Лндреич!— «Was?» — Кислый квас!— и т. п.

Смех, игры и шутки скоро ознакомили и сблизили меня с моими новыми подругами: через несколько часов — что я говорю: часов? — через несколько минут я подружилась, я сроднилась со всеми!

Еще в тот же вечер начальница посетила нас. Мои новые подруги хвалили меня: «Какая милая эта новинькая\ Мы ее очень полюбили!» — говорили они, и эти слова детей снова польстили моему детскому самолюбию. Почтенная начальница, побеседовав с нами, опять поцеловала меня и, взяв меня за руку, отвела в спальню одной из dame de classe и сказала ей:

— Эта малютка ночует с вами! Завтра вы отдадите ее на руки старшей девице В...

Здесь должно объяснить значение технических институтских слов: отдать на руки и старшая девица; без объяснения они многим покажутся не только темными, но даже странными.

Каждая из девиц, оканчивавшая курс учения в институте и отличившаяся своими успехами в науках, имела неоспоримое право на титло старшей девицы. Ей отдавали новиньких на руки, то есть поручали непосредственный надзор за этими новенькими. Невзирая, однако же, на сей порядок, я около месяца нежилась и роскошничала в комнате доброй начальницы, полюбившей меня как родную дочь: я ночевала, обедала и пила чай у нее!..

Однообразны мирные дни институтки: они, как семь Симеонов в известной русской сказке, сходны между собой. Изредка особенные случаи светлыми или мрачными тенями ложатся на чистой, прелестной картине детской жизни воспитанниц: об этих-то особенных случаях скажу я несколько слов моим читательницам.