– Не надо, – Маэль прерывает меня, перехватив мои протянутые руки за запястья. – Не надо убеждать меня в обратном. – Закусываю губу, понимая, что именно это и хотела сделать.
– Почему я не должна смотреть на тебя так?
Вглядываюсь в голубые глаза, по крайней мере пытаюсь в них вглядеться, потому что Маэль смотрит куда-то вниз, размеренно вздыхая. Его крепкая грудь приподнимается от каждого вздоха, а я борюсь с разрывающим меня изнутри желанием прижаться к нему вплотную и услышать спокойное биение его сердца.
– Потому что я влюбился в восемнадцатилетнюю девочку, нося на безымянном пальце обручальное кольцо, – вновь едва слышно вылетает с губ Маэля, и я нервозно сглатываю. – Я предал свою семью, Леона. Я предал Сэм. Я обещал быть с ней и в радости, и в горе. Стоя у алтаря, клялся, что никогда её не оставлю, что бы ни произошло, – Маэль сжимает челюсть. – И… не сдержал своё обещание.
Он отворачивается, повернувшись ко мне спиной, а я наоборот подсаживаюсь ближе. Обдумываю то, что он сказал, прежде чем ответить. Очень хочется спросить у него, а точно ли он влюблён в меня, чтобы услышать явный положительный ответ, но мне этот вопрос кажется глупым и детским. Будто это всё, что я услышала и на что обратила внимание из всей его реплики.
Поэтому спустя минуту размышлений я тихонько спрашиваю:
– Сколько вы вместе?
Приподнимаю руку, желая прикоснуться к нему, но опускаю её обратно, по какой-то причине не решаясь сделать то, что хотелось.
– Почти восемь лет, – Маэль продолжает смотреть куда-то вперёд, а я продолжаю бояться до него дотронуться, чувствуя, что таким образом нарушу его личное пространство.
– Расскажешь, как всё началось?
Маэль поворачивается вполоборота, взглянув мне в глаза.
– Тебе интересно?
– Да, интересно, – дарю ему лёгкую улыбку и начинаю слушать неторопливый рассказ мистера Мартена.
Воспоминания Маэля
Это был предпоследний год моего обучения в университете. Я развлекался как следует, тусуясь с парнями, которые не отличались особым умом. Не знаю, почему я с ними вообще общался, наверное, потому что никого у меня на тот момент больше не было. Помню, маме не нравились мои друзья, но я, видимо, считал себя настоящим бунтарём, потому что никогда не слушался матушку и делал так, как просила моя душа. А душа моя просила чего-то яркого и незабываемого.
В один прекрасный день в наш поток перевелась девушка. Как ты могла уже догадаться, этой девушкой оказалась Сэм. Обойдусь без поэтизма и скажу прямо: я влюбился в неё с первого взгляда. С первого злобного взгляда, которым она меня одарила, когда я в своей идиотской манере попытался к ней подкатить. Я сидел на один ряд дальше от преподавателя по сравнению с ней. Не придумав ничего умнее, я тыкнул ручкой в её плечо. Сэм повернулась, подумав, что я хочу что-то спросить или попросить о чём-то, и натянула на губы официальную улыбку. Я же натянул на губы самодовольную, надеясь на то, что подцепить её будет так же просто, как и всех девушек, которые у меня были до неё.
Их было… не сказать, что много. Ладно, предостаточно. Я всего лишь любил быть в центре внимания, а когда ты – сын успешного предпринимателя-миллионера, попасть в этот самый центр всеобщего (не только женского, но и мужского) внимания – невероятно просто. Иногда я догадывался, что девушки заигрывают со мной только из-за денег, но чаще всего терял интерес сам, и причём максимально быстро, ведь с такой же стремительной скоростью завоёвывал женские сердца, не чувствуя никакого адреналина в крови. Мне становилось попросту скучно в таких отношениях, но Сэм…
Сэм была словно каменная стена, которую я пытался пробить очень долгое время. Я носил ей цветы, дарил подарки, опустошая свой банковский аккаунт, за что потом получал неодобрительные взгляды отца, но всё равно продолжал попытки добиться расположения девушки, которая не выходила у меня из головы.
В какой-то момент я бросил затею завоевать её сердце. Смирился, если можно так выразиться, хотя в глубине души не мог отпустить её насовсем. Она меня словно приручила: я не хотел думать о ней, но всё равно думал. Понимал, что это какая-то нездоровая влюблённость, что любовь не строится на принципе «Выиграть в гонке или умереть», но всё равно, всё равно каждый грёбанный раз, когда я возвращался домой в свой огроменный пентхаус после очередной неудачной попытки уже практически выпросить у неё свидание, со злостью кидал рюкзак на пол в прихожей и, хлопнув дверью, закрывался в своей комнате, снова и снова пытаясь найти причины её отказа. Я искал их в себе: в своём стиле, в своём поведении, в своих привычках, и совсем скоро начал сомневаться в себе в целом, ставя под сомнение свои собственные решения.