- А может, это не он, - осклабился Ковалев. - Может, это ты учудила. А, Максимовна? Ты как, сразу колоться будешь или в отделение поедем? Самогоночку-то гонишь помаленьку, а, старая? Может, нацедишь по стопарику?
Продолжая недовольно бормотать и поминать разными словами и отделение, и Ковалева с Губиным, и какого-то незнакомого Губину аспида, из-за которого нормальным людям не дают спать по ночам, старуха, шаркая войлочными шлепанцами, исчезла в глубине квартиры, и оттуда вскоре донеслось приглушенное звяканье стекла о стекло и аппетитное бульканье. Потом старая карга возникла вновь, неся две щербатые чашки, распространявшие весьма недвусмысленный запах.
- Из чего гонишь-то, Максимовна? - подозрительно принюхиваясь к содержимому своей чашки, спросил Ковалев.
- Из чего, из чего, - передразнила его старуха. - Из кефира, вот из чего.
- Ну да? - поразился сержант. - Ну-ка, ну-ка...
Губин опасливо заглянул в свою чашку. Самогон, вопреки его ожиданиям, оказался прозрачным, как слеза, и пах вполне терпимо.
Ковалев между тем уже опрокинул свою порцию, крякнул, занюхал рукавом и с шумом выдохнул воздух.
- Спасибо, старая, не дала засохнуть. Вилька у себя?
- У себя, где ему быть, аспиду несытому. Нажрался с вечерами спит без задних ног с шалавой своей.
- Это с которой же?
- Да кто их, б...й, разберет, они у него все на одно лицо - синие, опухшие, как
покойники, прости ты меня, господи. Лизка вроде бы у него сегодня.
- Ладно, это нам без разницы. Ты, Максимовна, спать ложись, мы тут сами разберемся, что к чему.
Продолжая недовольно бормотать и шаркать, старуха удалилась в свою комнату и закрыла за собой дверь.
Ковалев направился к комнате напротив и толкнул дверь.
- Надо же, - удивился он, - заперто. Значит, не совсем пьяные были, когда ложились.
И он без тени смущения забарабанил в дверь кулаком. Стучать пришлось долго. Уставший Ковалев уступил место Губину, потом они сменились снова, и лишь минут через двадцать в замке повернулся ключ, и на пороге комнаты возник тщедушный, совершенно раскисший со сна мужичонка в мятых семейных трусах, надетых, видимо, впопыхах, шиворот-навыворот. Щуплое тело с дряблой обвисшей кожей покрывала корявая вязь татуировки, на бледных щеках с фиолетовыми прожилками топорщилась трехдневная щетина, а давно нуждавшиеся в стрижке волосы стояли дыбом вокруг желтоватой лысины.
- А, сержант, - промямлил Виля, с трудом двигая непослушными губами. Из темноты за его спиной доносилось чье-то тяжелое сонное дыхание, и волнами накатывала жуткая вонь, в которой легко различался водочный перегар, застоявшийея табачный дым, нечистые испарения давно не мытых тел и бог знает какая еще дрянь.
- Гуляешь, Виля? - спросил Ковалев, разглядывая мужичонку с любопытством энтомолога, изловившего неизвестное науке насекомое.
- Натурально, - буркнул Виля, разминая ладонью заспанную физиономию. Сделал дело - гуляй смело.
- Знаем мы твои дела, - сказал Ковалев. - Поговорить надо, Виля. Впустишь?
- Отчего не впустить, - пожал плечами тот. - Правда, Светка у меня. Спит она вроде, да кто ее, корову, разберет. Я ж так понимаю, что ты по делу?
- По делу, по делу. Так и будем здесь торчать, как три тополя на Плющихе?
- Аида на кухню, - сказал хозяин, в еще с трудом ворочая языком, и, не сдержавшись, широко зевнул, показав гнилые зубы.
Следуя за Вилей, которого заметно качало, сержанты попали на замусоренную кухню и уселись на скрипучих, норовящих рассыпаться табуретах у заставленного грязной посудой стола. В незанавешенное окно заглядывала ночь.
Виля бесцельно подвигал на столе пустые стаканы, заглядывая в них со слабой надеждой, погремел стеклотарой в углу за ободранным холодильником и, буркнув: "Я щас", удалился из кухни, для верности придерживаясь :за стену. Вскоре стало
слышно, как он ломится к старухе, требуя выпивку. Старуха что-то невнятно и не слишком ласково скрипела в ответ сквозь запертую дверь.
- Он что, ее сын? - негромко спросил Губин, кивая в сторону прихожей, откуда доносились глухие удары кулаком по двери и матерная перебранка.
- Какой, на хрен, сын, - отмахнулся Ковалев. - Сосед он ей, коммуналка здесь, понял? Компания блатных и нищих.
- Повезло старухе, - сочувственно вздохнул Губин. - Как же она с ним живет, с алконавтом этим?
- Это еще вопрос, кому больше повезло, - ухмыльнулся Ковалев. - Максимовна, чтоб ты знал, три срока отмотала от звонка до звонка. И не маленьких, заметь. Первейшая в свое время б...ь-наводчица была, по всей Москве о ней слава ходила. Она и сейчас еще - ого-го!.. Сама, конечно, уже не работает, стара стала, вывеска не та. Думаешь, зря наш Виля двери на ночь запирает? Ведь пьяный же, как зонтик, а граница на замке. Ты бы слышал, как они тут отношения выясняют - кто у кого чего попятил. Чистый цирк, никакого телевизора не надо.
- Да я слышу, - кивнул Губин в сторону прихожей.
- Это? Это у них самая что ни на есть мирная беседа, все равно как мы с тобой о погоде разговариваем.
- Ну да? - поразился Губин. - Во дают, блин. А Виля - это что, кличка такая?