Инструкция по ловле ведьм

— Сначала надо отбить все другие чувства. Ничего не должно счастья приносить. — лицо старой ведьмы кажется мне деревянной маской. Глаза горят колко и недобро. — Это не светлое и не темное, только тебе выворачивать. Если мать дитя потеряла, как ее к жизни вернуть? Если без привороту этим зельем поить, то боль уйдет, только и других чувств не останется. А если напоить да приворот навести, то и жизни больше не надо, только бы милый лишний раз заговорил. Но если в сердце уже есть кто-то, да не просто есть, а накрепко прирос, то любовь будешь вместе с жизнью выдирать, на глазах таять.

Я вглядываюсь в красноватую глубину. Виднеется дно, на поверхности плавает отражение моей головы, а вот отражения ведьмы нет.

— Чья кровь в зелье, тот и забудет. Чья кровь — тот и не увидит отражения. — тихо шепчет она над самым моим ухом. — Для человека можно и без крови. Для ведьмы-только на крови, и надолго не хватит…

Я выливаю одну каплю зелья на стол. Не дыша, наклоняюсь, вглядываюсь в красноватую бусинку, словно ягоду. Огонек свечи пляшет в ней, а вот меня — нет.

Что же хотела забыть старая наставница? Сколько секретов она унесла с собой? Вырвала ли свою любовь вместе с жизнью? Не время об этом думать.

Значит, зельем мне отшибают память и чувства, а потом приворот. Где взяли мою кровь, чтобы в зелье капать? А само зелье долго хранится…

Не так уж редко я в беспамятство впадаю, но кровь моя в последний год доставалась разве что рыцарю да…

Болью скрутило так, что я сползла под стол, беспомощно цепляясь за гладкое дерево. Вот кого отбивали мне, выколачивали зельем из памяти.

А флакон со своей кровью я отдала перед уходом Весене, чтобы голубей по весне заговорить да письмами обмениваться.

Вот тебе и нож в спину.

Кто вообще внушил мне, что ведьмы своих не предают? Одна отдала мою кровь и исправно писала, и только ее письмами я жила, вторая поит меня зельем и дурит голову.

Сцепив зубы, я дала себе зарок в этом доме больше ничего не пить, не есть и даже не дышать, если придется.

Значит, не примерещилось мне, что я уж как-то слишком часто вспоминаю светлого.

На запястье у Талара мой браслет-оберег, да только видно, что берегут его куда как больше, чем стоило бы беречь кожаные шнурки да излохмаченную прядь волос. Едва заметные латки, серебряные цепи для прочности — серебро оберег не собьет…

Приворот часто на украшения делают, только вот украшение должна я носить, а не он. По старой памяти бережет? В благодарность за спасенную жизнь?

Я ощупываю каждый клочок собственной кожи, провожу по волосам. Никаких украшений на мне нет…

…нащупываю крошечную сережку — колечко в правом ухе. Тяну, но оно без застежки, словно прямо на мне срослось.

Злость застилает глаза.

Глава 27

Самым сложным оказалось не обдумывание моего печального положения и не сочинение безумных планов побега.

Самым сложным оказалось успокоиться, лечь обратно в постель и уснуть.

На сегодня моя разведка окончена. Вылезать из комнаты, рискуя быть обнаруженной и раскрытой — слишком опасно, а сидя взаперти да среди ночи ничего больше не узнаешь. Только измучаешься окончательно, дойдя до совершенно неправильных мыслей.

Я почти успокоилась, но занозой сидела мысль о Весене. Значит, вот как она поехала в столицу?

Видимо, туда же привезли и меня. Вряд ли государю удалось обустроиться где-то неподалеку от моей избушки…

Было горько, но ведь я не знала, что на самом деле произошло. Может, и она в беде и не по своей воле отдала мою кровь. Только бы в порядке была, а уж с обидами позже посчитаемся.

Могу ли я тут на чью-то помщь рассчитывать? Забывшись, едва не фыркнула вслух. Я ведь думала, что и на Талара смогу положится. И на Весену.

Только один пока не предал, и то неизвестно. Неизвестно даже, жив ли он до сих пор, где и каким стал. И знает ли о том, что случилось?

Пришлось гнать из головы мысли о внезапно влезающем в окно рыцаре. Рыцарь гнаться не желал. Теперь он лез в окно с розой в зубах и мечом в руке, по ходу дела протыкая вероломного рыжего прямо вместе с кроватью.

Государь мирно сопел рядом, не подозревая о моих мечтах.

Под череду кровожадных, но сладких картин я наконец уснула.

С рассветом в комнате началась суматоха. Негромким стуком подняли Талара — он едва слышно выругался, но покинул постель. Меняли цветы в вазе на свежие, кормили птицу — она орала так истошно, что я едва удерживалась, чтобы не морщиться. Видимо, раньше ничего этого я просто не слышала…

Как только покои опустели, в дверь просочилась ведьма с кувшином наперевес. Поставила его на стол, заботливо налила красноватой воды в высокий бокал, оставила его у постели, мимолетно коснувшись пальцами моего лба. Прошлась к окну, выглянула. Постояла немного — я совсем закрыла глаза, опасаясь выдать себя, и не видела, чем она там занимается — и вышла.

Легкие шаги стихли вдали. Я стремглав, путаясь в одеялах, выскочила из постели и рванула к вазе. Не будут же они в цветы эту дрянь наливать?

Выпила почти пол-вазы и только чудом удержалась, чтобы не выпить все. В крайнем случае, каждое утро мне приносят воду умыться — можно будет отпивать оттуда.