Инструмент

— Вряд ли это от кофе, вот сегодня, например, мне наверняка будут сниться кошмары. Актриса, которая играла главную роль в моей пьесе, покончила с собой. Поэтому было столько телефонных звонков. Завтра появится в газетах.

— И по радио передавали.

— Так вы уже все знаете?

— Только то, что по радио.

— И ничего не сказали мне?

— Ждала, когда вы сами скажете.

— Это… чутко с вашей стороны.

— Мы люди воспитанные, — сказала она.

Он сел читать свою пьесу, и эта читка была как прогон на сцене. Сначала он благодарил судьбу, что ему есть чем заняться. Пьеса захватывала его, требовала сосредоточенности — он читал реплики, слышал, как их произносят, видел весь спектакль. Потом, во второй сцене первого акта, появилась Зена. Эту роль он написал для нее, отрицая, что именно для нее она и написана, и убеждаясь все же, что обманывает сам себя. Не слишком приятно сознавать: есть живое существо, которое так насытило, так пронизало собою твой вымысел, так подчинило его себе, а Зена это сделала. Зена — и никто другой, существующий или воображаемый, — была в каждом слове, в каждой паузе. Он читал с жадностью, словно открывая для себя, какой Зена была при жизни. Эта пьеса стала достоверной записью и рассказом автора о живой Зене — автора, который наблюдал ее близко и наблюдал зорко. Мимоходом, репликой в сторону, Янк признал, что теперь ему понятно, почему с первых строк пьеса писалась как бы сама собой. Но тогда он еще не знал, что был инструментом в руках существа, им же и загубленного. Как блистательно, с какой иронией отомстила Зена! Мучительно было сознавать, что никогда больше не напишешь ничего равного этой пьесе. Радостное ощущение своего сродства с Богом, открытие в себе божественного начала и гениальности и предельная вера в свои силы — все это исчезло, как дым над Геттисбергом, как слезы в Гефсиманском саду. Он быстро дочитал до конца некролог Зены Голлом, который одновременно был и некрологом таланта Янка Лукаса.

Если, конечно, он не найдет кого-нибудь ей в замену.