Инструментарий человечества

Другие, телепатически нормальные севстралийцы использовали бы в качестве ориентиров слова, услыжанные в ближайших домах. Род не мог руководствоваться телепатией, а потому насвистывал странный фальшивый мотив с множеством бемолей. Эхо возвращалось в его подсознание благодаря сверхчувствительному слуху, который развился у него, чтобы компенсировать неспособность слыжать разумом. Он почувствовал пригорок впереди и взбежал по нему; обогнул заросли кустов; услышал своего самого молодого барана, Душку Уильяма, который издавал оглушительный храп зараженного сантакларой животного в двух холмах от Рода.

Вскоре он его увидел.

Дворец ночного губернатора.

Самое бесполезное здание на всей Старой Северной Австралии.

Плотнее стали – и все же не видимое обычному глазу, если не считать призрачного силуэта, очерченного осевшей пылью.

Когда-то Дворец действительно был дворцом, на Хеопсе II, один полюс которого всегда был обращен к своей звезде. Местные жители сколотили состояния, когда-то сравнимые с богатством Старой Северной Австралии. Они обнаружили Пушистые горы, гряды высоких пиков, поросших цепким неземным лишайником. Этот лишайник был шелковистым, мерцающим, теплым, крепким и до невозможности прекрасным. Люди разбогатели, аккуратно отделяя его от камня, чтобы пересадить и продать более богатым мирам, где роскошные ткани покупали за сумасшедшие деньги. На Хеопсе II даже было два правительства: дневных жителей, которые занимались торговлей и посредничеством, поскольку жаркие солнечные лучи губили их лишайник, и ночных жителей, которые забирались глубоко в ледяные зоны в поисках малорослого лишайника – мягкого, цепкого и нежно-чудесного.

Даймони прилетели на Хеопс II, как и на многие другие планеты, включая Землю, саму Родину человечества. Они вышли из ниоткуда и туда же вернулись. Одни считали их людьми, которые приспособились жить в подпространстве, связанном с плоскоформированием; другие думали, что у них была искусственная планета, на внутренней поверхности которой они обитали; третьи полагали, что они освоили прыжки в другие галактики; некоторые настаивали, что даймони не существует. Последнюю позицию было трудно удерживать, поскольку даймони расплачивались крайне зрелищной архитектурой – зданиями, которые противостояли коррозии, эрозии, времени, теплу, холоду, напряжению и оружию. На самой Земле их величайшим чудом был Землепорт – сооружение, напоминавшее винный бокал высотой двадцать пять километров, с огромным ракетным полигоном на вершине. На Севстралии они не оставили ничего; быть может, они даже не хотели встречаться с севстралийцами, которые славились своей грубостью и неприязнью к чужакам, что явились на их родную планету. Очевидно, даймони решили проблему бессмертия на собственных условиях и собственным способом; они были крупнее большинства человеческих рас и обладали одинаковыми пропорциями, ростом и красотой; они не выглядели ни молодыми, ни старыми, не проявляли чувствительности к болезням, говорили с медоточивой серьезностью – и приобретали богатства для собственного коллективного пользования, а не ради перепродажи или выгоды. Они никогда не пытались достать струн или сырой вирус сантаклара, из которого его выделяли, хотя торговые корабли даймони проходили рядом с маршрутами вооруженных, сопровождаемых конвоем севстралийских торговых судов. Имелось даже одно изображение, на котором была показана встреча двух рас в главном порту Олимпии, планете слепых приемников: высокие, откровенные, энергичные, грубые и невероятно богатые севстралийцы; не менее богатые, сдержанные, красивые, утонченные и бледные даймони. Севстралийцы проявляли восхищение (и презрение) по отношению к даймони; даймони проявляли изящество и снисходительность по отношению ко всем, включая севстралийцев. Встреча провалилась. Севстралийцы не привыкли встречать людей, которых не интересовало бессмертие, даже задешево; даймони с пренебрежением восприняли расу, которая не только не ценила архитектуру, но и пыталась не пустить архитекторов на свою планету, кроме как в целях обороны, и которая желала вести простую, тяжелую, фермерскую жизнь до конца времен. Лишь когда даймони отбыли, чтобы больше не вернуться, севстралийцы осознали, что проворонили одну из величайших сделок всех времен: лишились чудесных зданий, которые даймони столь щедро строили на других планетах, куда прилетали для торговли или визитов. На Хеопсе II ночной губернатор достал древнюю книгу и сказал:

– Хочу это.

Даймони, чей глаз был наметан на пропорции и фигуры, ответили:

– В нашем мире тоже есть этот рисунок. Это здание с Древней Земли. Когда-то оно называлось Храмом Артемиды Эфесской, но обрушилось еще до начала космической эпохи.

– Я хочу его, – сказал губернатор ночи.

– Это нетрудно сделать, – ответил один из даймони, каждый из которых выглядел как принц. – Мы построим его тебе к завтрашней ночи.