– Да будет истина твоей, дочь моя, чтобы ты благодаря ей обрела целостность и счастье. Познав истину, дочь моя, познай свободу и право забыть! Дитя, мое дитя, бывшее твоим братом, маленький мальчик, которого ты любила…
– Ойкасус! – произнесла она детским голосом, словно в трансе.
– О’йкасусу, которого ты помнишь, я, его отец, придал образ маленькой обезьяны, чтобы истинные люди приняли его за животное, а не за недочеловека. Они выучили его на хирурга и отправили к лорду Редлэди. Он прибыл вместе с этим юношей, Макбаном, на Марс, где встретил К’мелл, которую я рекомендовал лорду Жестокость для конфиденциальных поручений. Сегодня они возвращаются с Макбаном. Он уже купил Землю, или большую ее часть. Быть может, он нам пригодится. Ты узнала то, что должна была знать, дочь моя?
– Скажи мне, отец, скажи.
– Запомни истину, девочка, а потом забудь ее! Послания идут с Марса. Мы не можем прикоснуться к Большой мигалке или машинам, кодирующим сообщения, но у каждого писца есть свой стиль. Посредством смены темпа работы друг может передавать настроения, идеи и – иногда – имена. Они отправляли мне слова «богатства, обезьяна, маленькая, кошка, девушка, все, добро» через тональность и скорость своих записей. Человеческие послания несут наши, и ни один шифровальщик в мире не сможет их найти. Теперь ты знаешь – и сейчас, сейчас, сейчас,
О’ламелани посмотрела на него обычным взглядом, радостно улыбаясь.
– Это так мило и забавно, папочка, но я знаю, что только что забыла что-то хорошее и чудесное!
– Не забывай Джоан, – церемонно произнес он.
– Я никогда не забуду Джоан, – торжественно ответила она.
Глава 12
Небо парит в вышине
Род подошел к границе маленького парка. Это было совершенно не похоже ни на один корабль, который он видел или о котором слышал на Севстралии. Ни шума, ни тесноты, никаких признаков оружия – только симпатичный маленький домик, в котором размещались системы управления, ход-капитан, светопробойщики и стоп-капитан, а дальше – бескрайние зеленые травы. Он шагнул в эти травы с пыльной марсианской почвы. Слышались урчание и шелест. Фальшивое синее небо, очень красивое, укрывало его, словно полог.
Род чувствовал себя странно. У него были сорокасантиметровые усы, как у кота, росшие из верхней губы, по дюжине с каждой стороны. Доктор сделал радужки его глаз ярко-зелеными. Его уши были заостренными. Он выглядел как человек-кот и носил одежду профессионального акробата. К’мелл тоже.
Он не мог к ней привыкнуть.
По сравнению с К’мелл все севстралийские женщины казались мешками жира. Она была стройной, гибкой, гладкой, опасной и красивой; мягкой на ощупь, резкой в движении, быстрой, настороженной и хорошенькой. Ее рыжие волосы пылали шелковистостью животного огня. Она говорила сопрано, и ее голос звенел, как дикие колокольчики. Ее предков подвергли селекции, чтобы вывести самую соблазнительную девушку на Земле. Все получилось. Даже во сне К’мелл была чувственной. Ее широкие бедра и острые глаза возбуждали мужскую страсть. Ее кошачья опасность бросала вызов каждому мужчине. Глядя на нее, истинные мужчины понимали, что она кошка, и все равно не могли оторвать глаз. Человеческие женщины относились к ней как к чему-то постыдному. Она путешествовала под видом акробата, но уже по секрету сообщила Роду Макбану, что по профессии является «эскорт-девушкой», животным женского пола, сформированным и обученным как человек, чтобы приветствовать инопланетных гостей; закон и традиция требовали от нее внушать к себе любовь, но грозили смертью, если она ее примет.
Роду она нравилась, хотя поначалу он страшно смущался в ее присутствии. В ней не было чванливости, высокомерия, хвастовства. Когда она была поглощена делом, ее невероятное тело частично отходило на задний план, хотя уголком глаза Род постоянно его видел; именно ее разум, интеллект, чувство юмора помогли им продержаться те дни и часы, что они провели вместе. Он понял, что пытается произвести на нее впечатление взрослого человека, и обнаружил, что, благодаря спонтанной, искренней привязанности стремительного кошачьего сердца, ее нисколько не заботил его статус. Он просто был ее напарником, и их ждала общая работа. Он должен был остаться в живых, а она – сохранить ему жизнь.
Доктор Вомакт велел им не общаться с другими пассажирами, ничего не говорить друг другу и останавливать друг друга, если один из них заговорит.
Другие десять пассажиров смотрели друг на друга с неуютным изумлением. Все десять были Родом Макбаном.