– Отмените унитожающие детекторы. Я хочу, чтобы вся компания встала вплотную друг к другу. Простите, парни, но вам придется несколько минут потерпеть прикосновения этих недолюдей. Я хочу, чтобы они стояли близко к нам, и мы могли убедиться, что никто посторонний не проникнет в нашу группу.
(Позже К’мелл рассказала Роду, что призналась молодому офицеру, будто может быть гибридом, получеловеком-полуживотным, и что она особая эскорт-девушка двух внеземных магнатов Инструментария. Она сказала, что
Офицер занял левый передний угол живого прямоугольника из людей и недолюдей, вставших плотными рядами. Род почувствовал, как вздрогнули два солдата рядом с ним, коснувшись его «кошачьего» тела. Они демонстративно отвернулись, словно от него скверно пахло. Род промолчал; он просто смотрел вперед и изображал довольного идиота.
Дальнейшие события были удивительными. Люди шагали странным образом, синхронно переставляя то левые, то правые ноги. О’гентур не мог этого сделать, и после одобрительного кивка сержанта К’мелл взяла его на руки и прижала к груди. Внезапно вспыхнуло оружие.
Вспышка от этого оружия была слабой, едва заметной, но его силу выдала вздрогнувшая крыша и взметнувшаяся пыль.
– Ближе, парни! Нога к ноге! Не дайте голубому человеку проскользнуть! – крикнул заместитель главы.
Люди повиновались.
В воздухе запахло чем-то странным, горелым.
На пандусе не было никого, кроме них.
Пандус свернул за угол, и Род ахнул.
Это была самая большая комната, что он когда-либо видел. Она занимала всю вершину Землепорта. Он даже предположить не мог, сколько гектаров составляет ее площадь, но здесь вполне могла уместиться небольшая ферма. Здесь были люди. По приказу заместителя главы солдаты нарушили строй. Офицер пристально посмотрел на мужчину-кота Рода, девушку-кошку К’мелл и обезьяну О’гентура.
– Стойте, где стоите, пока я не вернусь!
Они молча остались стоять.
К’мелл и О’гентур восприняли это место как само собой разумеющееся.
Род упивался зрелищем, словно впитывал мир глазами. В одной колоссальной комнате было больше реликвий и богатства, чем все, чем владела Старая Северная Австралия. Занавеси из невероятно дорогого материала струились, мерцая, с тридцатиметрового потолка; некоторые выглядели грязными и потертыми, но даже одна такая занавесь, после уплаты 20 000 000 % пошлины на импорт, стоила бы больше, чем мог себе позволить какой-либо севстралиец. Там и сям стояли кресла и столы, причем некоторые из них вполне могли украсить Музей человека на Новом Марсе. Здесь же их использовали по назначению. Люди не казались счастливее оттого, что их окружали все эти сокровища. Впервые в жизни Род начал понимать, каким образом суровая, преднамеренная бедность придавала жизни смысл на его родной планете. Его люди владели немногим, хотя могли позволить себе бесконечные караваны сокровищ, которые потянулись бы на их планету из всех миров, в обмен на продлевающий жизнь струн. Но, будучи заваленными сокровищами, они бы ничего не ценили – и в итоге ничем бы не обладали. Род вспомнил о своей маленькой коллекции спрятанных реликвий. Здесь, на Земле, она бы уместилась в мусорном баке, но на Пастбище рока он мог любоваться ею до конца жизни.
Мысль о доме заставила его задуматься, как поступит Пылкий Простак, почсек, теперь, когда его противник оказался на Земле.
К’мелл привлекла его внимание, ущипнув за руку.
– Держи меня, – велела она, – потому что я боюсь упасть, а Ойкасусу не хватит на это сил.
Род удивился, кто такой этот Ойкасус, когда рядом была только обезьянка О’гентур; он также удивился, зачем понадобилось держать К’мелл. Однако севстралийская дисциплина научила его не задавать вопросы в чрезвычайных ситуациях. Он обнял ее.