Инсула

Цицерон отвернулся и захихикал. Светлана, сорвав с носа очки, тут же на него взъелась:

– Чего ржешь? А? Ах, потому что я волнуюсь о драгоценностях?

– Разве я что-то сказал? Что вы все время сердитесь на меня без причины, госпожа Либерман! – насмешливо спросил Цицерон.

– А тебе и не нужно ничего говорить. Я и так знаю, что ты там себе думаешь.

Цицерон сделал вид, что поражен:

– Правда? Вы умеете читать мысли?

Вмешался сдержанный и спокойный Зураб Кипиани:

– У вас есть дети, госпожа Либерман?

Еще раз окинув Цицерона злобным взглядом, Светлана слегка успокоилась и ответила:

– Мальчик и девочка.

Мими удивилась этому и посмотрела на Цицерона. Тот кивнул, ухмыляясь – да, есть у Либерманов дети, есть.

– Я их не видел … не встречал, – сказал вежливый Зураб Кипиани. – Ну, правда, я вообще стараюсь поменьше вмешиваться в личную жизнь соседей…

– Они сейчас на юге.

– Прошу прощения. Конечно – летние каникулы. А этот мальчик? Чей он?

И Кипиани сперва указал на мальчика, а затем посмотрел на Цицерона. Цицерон удивился:

– Почему я? Нет, вовсе нет, я его первый раз вижу.

Мими подозрительно на него уставилась, и Цицерон даже слегка рассердился:

– И ты туда же? Да что же это такое.

– Это твой сын?

– Мамма миа, – сказал Цицерон. – Ты на него посмотри. Нет, я понимаю – все хачики на одно лицо…

– Зачем вы так! – возразила прогрессивная Амелита.

– Затем, что я и сам так иногда думаю, – парировал Цицерон. – Я в Питере родился. Но все-таки приглядитесь – ничего общего.

Рылеев с Федотовой захихикали.

Глядя в экран компьютерной игры, мальчик вдруг радостным голосом закричал:

– Папа! Папа! – а затем, подняв на Цицерона глаза, добавил мрачно: – Старый развратник.

Рылеев и Федотова не смогли сдержаться – засмеялись. И даже Зураб Кипиани улыбнулся, а жена его, Евлалия, смеялась тихо но искренне, пряча глаза. Вадик недоуменно смотрел на развеселившихся. Светлана злобно что-то ворчала себе под нос. А Амелита вдруг, с простодушной уверенностью, достойной Чио-Чио-Сан, заявила:

– Это мой ребенок.

Все притихли. А мальчик, погруженный в игру, сказал, не поднимая глаз:

– Это, тетка, еще установить требуется. Ишь какая скорая.

Федотова уткнулась лбом в плечо Рылеева. Плечи ее тряслись от хохота.

Бегло оглядев люстру, изображающую Большой Взрыв, консьерж Василий пересек по диагонали вестибюль Прозрачности и у самого лифта чуть не натолкнулся на плачущую Зару.

– А где они все? – спросила Зара, размазывая по лицу слезы.

– В конференц-зале. Да ты не плачь так. Найдешь другую работу. Ты у нас легально? Виза у тебя есть?

Она отмахнулась и пошла к конференц-залу.

В котором в этот момент Вадик Либерман обескуражил всех неожиданным предположением:

– А может это правительственный заговор.

Все к нему повернулись, кроме Светланы. Она слишком часто слышала рассуждения мужа о правительственных заговорах и рассуждения эти презирала.

Цицерон решил уточнить:

– Против госпожи Дашковой? … Нет, погоди. Не говори, я сам догадаюсь. Цель заговора – лично ты, Вадик. Старушенция – так, для отвода глаз.

Но Вадик настаивал:

– А почему нет, собственно? Мы иногда занимаемся важными исследованиями в клинике…

– Вадик, заткнись, а? – попросила Светлана.

Безупречный Зураб Кипиани повернулся к Федотовой.

– Госпожа … Рылеева, кажется, да? Как близко вы были знакомы с госпожой Дашковой?

Федотова задумалась, удивив этим Рылеева.

– Боюсь, что не очень близко, – сказала она наконец.

Кипиани кивнул и спросил у Вадика:

– А где, собственно, экономка Дашковой? Или компаньонка, не знаю точно. Зара, кажется? Где Зара? Все еще в здании?

– Кстати вот, – сказала Светлана. – Зара могла ее убить.

Этот вариант ранее всерьез не рассматривался.

Мальчик увлеченно нажимал кнопки большими пальцами. Из компьютерной игрушки раздались вдруг первые такты Хабанеры из оперы Джорджа Бизе «Кармен».

– Зара едва по-русски говорит, – заметил Вадик.

Светлана усмехнулась, сказала саркастически:

– Да, это ей точно помешало бы. … Кстати, может она просто переодетая родственница, притворяется чуркой, волосы и брови покрасила – подумаешь! В городе сорок тысяч безработных актеров. Играть не умеют, зато изображают любые акценты, хоть региональные, хоть иностранные. Специальные курсы для этого есть.

Все у нас наперекосяк идет, подумал Рылеев. Вроде бы Светлана здравомыслием никогда не отличалась, и вдруг – вот. Нет, она, конечно же, не права. Но ничего абсурдного в предположении нет. Может, действительно родственники Дашковой? А Спокойствие еще не сказало своего слова? Просто совпадение по времени?

В этот момент дверь открылась и в зал вошла Зара. Все повернулись к ней и застыли. Зара, все еще плача, взяла курс на кресло у стола.

– Здравствуйте, Зара, – обратилась к ней Федотова.

Остальные спохватились и тоже стали приветствовать Зару.

Переждав шквал приветствий и соболезнований, Зара заговорила на чистом русском языке, с безошибочно питерскими интонациями:

– Извините. Никаких сил больше нет. Жить незачем. Просто незачем. Ни жилья, ни работы, ни бойфренда. Ничего у меня нет.

Возникла неловкая пауза.

Рылеев, стоя за креслом предположительного сына Амелиты, опомнился первый.