Инсургент

Тобиас подходит к нему и хватает сзади за шею, вытаскивая из-за стола. Маркус открывает рот, чтобы что-то возразить, но лучше бы он этого не делал — Тобиас тут же сильно бьёт ему по зубам. Кто-то кричит, но никто не спешит на помощь. В конце концов, мы в комнате, полной Бестрашных.

Тобиас выталкивает Маркуса в центр комнаты, где есть пространство между столами, прямо к символу Искренности. Мужчина натыкается на весы, лицо Маркуса закрыто руками, поэтому я не вижу нанесенных Тобиасом повреждений.

Тобиас толкает Маркуса на пол и каблуком ботинка прижимает отцу горло. Маркус хлопает Тобиаса по ноге, кровь струится по его губам, но даже, будь он сильнее, сына ему всё равно не одолеть. Тобиас расстегивает пряжку ремня и вытягивает его из петель.

Он убирает ногу с горла Маркуса и вскидывает ремень.

— Это для твоего же блага, — говорит он.

Именно эти слова произносит Маркус и множество его проявлений в пейзаже страха Тобиаса.

Затем ремень резко рассекает воздух и ударяет Маркуса по рукам. Его лицо становится ярко-красным, во время следующего замаха он успевает спрятать голову, так что удар ремня приходится на спину. Вокруг смеются Бесстрашные, но мне не смешно.

Над этим я смеяться не могу.

Наконец, прихожу в себя, подбегаю к ним и хватаю Тобиаса за плечо.

— Остановись! — кричу я. — Тобиас, сейчас же!

Я ожидала увидеть яростный взгляд, но, когда он смотрит на меня, в его глазах нет ничего подобного. Не покраснел и дышит спокойно. Это явно не состояние аффекта.

Трезвый расчет.

Он бросает ремень, лезет в карман и достаёт серебряную цепочку с висящим на ней кольцом. Тобиас кидает кольцо на пол рядом с лицом отца. Украшение сделано из тусклого, матового металла — обручальное кольцо Отречения.

— Моя мать, — произносит Тобиас. — Передаёт привет.

Парень уходит, я прихожу в себя лишь спустя несколько секунд, бросаю лежащего на полу Маркуса, и бегу вслед за Тобиасом. Бегу до тех пор, пока не догоняю его у коридора.

— Что это было? — спрашиваю я.

Тобиас, не глядя на меня, жмет на лифте кнопку "вниз".

— Это необходимо, — отвечает он.

— Необходимо для чего? — уточняю я.

— Тебе его что, жалко? — мрачно интересуется Тобиас. — Знаешь ли ты, как много раз он проделывал это со мной? Откуда, по-твоему, я знаю движения?

Чувствую себя хрупкой, словно вот-вот сломаюсь. Это и правда выглядело, как отрепетированное действие, будто Тобиас прошёлся по сценарию в своей голове, отрепетировал слова перед зеркалом. Он знал их наизусть, просто в этот раз выступил в другой роли.

— Нет, — тихо говорю я. — Нет, мне его не жалко.

— Тогда что, Трис? — его грубость ранит. — На прошлой неделе ты за мои поступки и слова не переживала. В чем разница?

Он пугает меня. Не знаю, что сказать или сделать, когда он под властью внутренней жестокости, она здесь, кипит в основании всего, что он делает, так же, как моя собственная жестокость. В нас обоих идет внутренняя борьба. Иногда она нас поддерживает, а иногда разрушает.

— Ни в чём, — говорю я.

Лифт даёт сигнал. Он жмет кнопку «Закрыть», закрывая дверь между нами. Я смотрю на матовый металл и пытаюсь обдумать произошедшее за последние десять минут.

«Это необходимо остановить», сказал он. «Это» — насмешки, возникшие из-за допроса, из-за его признания в том, что причиной перехода к Бесстрашным является желание сбежать от отца. Тогда он устраивает публичное избиение Маркуса, чтобы Бесстрашные могли это видеть.

Зачем? Чтобы спасти свою гордость? Этого не может быть. Это было преднамеренным.

Возвращаясь в столовую, я вижу, как мужчина из Искренности провожает Маркуса в ванную. Он идет медленно, но уверенно, выходит, Тобиас не причинил ему серьезного вреда. Вижу, как за его спиной закрывается дверь.

Я вдруг понимаю, что совсем забыла о том, что слышала в Дружелюбии, об информации, ради которой мой отец рисковал своей жизнью. Напоминаю себе, что доверять Маркусу — не самый верный ход, и обещаю себе, что воздержусь от повторных расспросов.

Направляюсь к ванной комнате, мужчина из Искренности как раз выходит, успеваю проскочить до того, как закроется дверь. Маркус сидит на полу перед раковиной с кипой бумажных полотенец, прижатых ко рту. Моё появление его не особенно радует.

— Что? Ты здесь, чтобы позлорадствовать? — интересуется он. — Убирайся!

— Нет, — говорю я.

И, правда, зачем я здесь?

Он смотрит на меня выжидающе:

— Ну?

— Решила, что стоит вам кое-что напомнить, — начинаю я. — Что бы вы ни хотели получить от Джанин, в одиночку или с помощью Отреченных, вам это не удастся.

— Не представляю, почему ты настолько заблуждаетесь касательно моей безопасности. Но всё обстоит иначе…

— Мне об этом слушать не интересно. Всё, что я хочу сказать: вы знаете, к кому обратиться, когда перестанете вести себя, как мудак, и почувствуете отчаяние из-за собственной беспомощности, — перебиваю я.

Из ванной я выхожу ровно в тот момент, когда человек из Искренности возвращается с пакетиком льда.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ