В Сибири (территория – 11 млн кв. км) сейчас проживают примерно 30 млн человек, в том числе на Дальнем Востоке – 7 млн. Для сравнения: население Большого Шанхая составляет 20 млн, Большого Пекина – 15 млн Хотя численность китайцев на территории России, и в частности на Дальнем Востоке, невелика50
, «китайский демографический навес» остро ощущается. Прогнозы Жанны Зайончковской и других демографов о том, что в течение трех десятилетий численность китайцев на территории России может составить 7 млн человек, что сделает их второй или третьей этнической группой в стране (после русских и татар), воспринимаются как предупреждение. Даже такие авторитетные ученые, как профессор Института стран Азии и Африки при МГУ Виля Гельбрас, считают, что постепенное заселение российской территории выходцами из Китая является долгосрочной стратегией пекинского руководства, нацеленной на освоение Китаем богатых ресурсами пространств Сибири. Это утверждение, не подтвержденное доказательствами, представляется маловероятным, по крайней мере в настоящее время. Во всяком случае, альтернативой эвентуальной китаизации является не возвращение России к замкнутости, обрекающее ее на еще большее отставание, а проведение продуманной иммиграционной политики, предусматривающей квоты и условия приема рабочей силы, в том числе из азиатских стран – Кореи, Китая, возможно, Вьетнама и других государств51.Такая «территориальная незащищенность» народа, «вымирание» русского этноса, падение его качественных характеристик (здоровье, интеллектуальный уровень) порождают у многих ощущение трагизма ситуации52
. Часто подобное ощущение ведет к призыву принять радикальные, чрезвычайные, жесткие меры для кардинального изменения ситуации. На теме «геноцида русского народа» давно и активно играет оппозиция. В реальности дело обстоит иначе. Фактически никогда население России (империи, СССР, Российской Федерации)Важнейшее значение для формирования новой российской идентичности имело отношение россиян к этническим русским в странах СНГ и Балтии. В момент распада СССР многие, особенно на Западе, испытывали страх перед внезапно появившимся национальным меньшинством общей численностью около 25 млн человек. Некоторые проводили параллели с немецкими меньшинствами, также оказавшимися за рубежом на своей земле после поражения Германии в Первой мировой войне и распада Австро-Венгрии. Реальное развитие событий пошло, однако, в противоположном направлении. В начале и середине 1990-х годов большая часть российских элит и населения страны в целом равнодушно смотрела на положение этнических русских в ближнем зарубежье. Лишь небольшая группа («Конгресс русских общин») выступала в качестве лоббистов интересов русских в ближнем зарубежье. На парламентских выборах 1995 г. она получила менее 5 % голосов и не прошла в Госдуму. Успех на выборах 2003 г. к блоку «Родина», придерживающемуся сходных позиций и руководимому одним из лидеров прежнего «Конгресса русских общин», пришел в иных внутриполитических и международных условиях.
Озабоченность официальной Москвы судьбой русскоязычных неграждан в Латвии и Эстонии стала после 2004 г. фактором отношений России и ЕС. В то же время Москва гораздо спокойнее относится к положению соотечественников в Туркмении и других странах Центральной Азии. Сказывается различие объемов и качества экономических и военно-политических интересов России в различных регионах постсоветского пространства. Тем не менее можно утверждать, что возврата к практике XVIII–XIX вв., когда Россия не только провозглашала, но и реализовывала «право на защиту» единоверцев в Польше и Османской империи, уже не будет.
К рубежу 2000 г. российское общественное сознание свыклось с фактом существования независимых от России государств. Возможно, Украину в России до сих пор не считают такой же «заграницей», как, например, Польшу, но ее безусловно внутренне признают как отдельное самостоятельное государство. То же самое, но в еще большей мере относится к неславянским государствам СНГ.
Происходит постепенное разведение понятий