Интеграция и идентичность. Россия как «новый Запад»

Сказанное выше не означает, что через 10–15 лет Украина или Грузия станут членами Евросоюза – в том числе и из-за процессов внутри ЕС. Гораздо важнее уже выявившаяся западническая ориентация – причем не только элит, но и нарождающихся средних классов этих стран. Членство Киева и Тбилиси в НАТО, представляющееся вполне вероятным уже в пятилетней перспективе, способно закрепить и усилить этот тренд.

В «старых» членах Евросоюза, США и других странах Запада времен «холодной войны» тема общности судьбы подвергается переосмыслению. На западе ЕС, особенно в континентальных странах, дуализм европеизма и атлантизма сменяется явным преобладанием первого. В США под влиянием демографических трендов в долгосрочной перспективе может возобладать «новый американизм», ограничивающий приоритетную сферу интересов Западным полушарием. В Австралии уже давно идет дискуссия о том, с судьбой каких больших общностей связана эта страна-континент – Европы, Америки или Азии.

Внутренний мир. При всех сохраняющихся и отчасти даже углубляющихся различиях интересов стран международного общества война уже с середины XX в. перестала быть средством разрешения противоречий между ними. Формально не все члены сообщества – союзники: Ирландия, Швеция, Австрия, Финляндия, Швейцария не входят в НАТО и не имеют двусторонних военных пактов с США. Иногда даже между союзниками возникают острые разногласия (Франция/Германия – США/Великобритания по поводу войны в Ираке в 2003 г.). Тем не менее война внутри современного Запада немыслима ни при каких обстоятельствах. Сравнение англо-испанских отношений (по поводу Гибралтара), с одной стороны, и англоаргентинских (по поводу Фолклендских/Мальвинских островов), с другой, является показательным. Угроза войны резко снижается в результате успеха демократизации и практически исчезает в результате институциональной интеграции. Другой пример – сдерживающая роль НАТО в греко-турецких отношениях начиная с 1950-х годов. В принципе можно утверждать, что аналогичный уровень уже достигнут в отношениях России и ведущих европейских членов НАТО, а также Японии. Война между Россией и Германией сегодня столь же невероятна, как война между Германией и Францией³⁷.

По контрасту, однако, сохраняется (хотя и в ослабленном виде) конфликтный потенциал, способный привести к вооруженным столкновениям между Россией и некоторыми новыми государствами (например, Грузией). Еще важнее, что, несмотря на окончание «холодной войны», Российская Федерация и Соединенные Штаты фактически продолжают политику взаимного ядерного сдерживания. Ядерные отношения России и США принципиально отличаются от соответствующих отношений США и Франции. Кроме этого, реальная военная доктрина России исходит из того, что отражение воздушно-космического нападения (на которое в обозримой перспективе способны только США) является главной задачей российских Вооруженных сил³⁸. В высказываниях президента Путина, сделанных непосредственно после Беслана, Запад фактически обвиняется в стремлении ослабить Россию, лишить ее статуса ядерной державы, оторвать от нее отдельные территории. Исламский экстремизм и терроризм выступают, по версии Кремля, в качестве инструментов такой политики Запада³⁹. Есть основания полагать, что идея России как осажденной врагами крепости – не только пропагандистский штамп, но и отражение того, как нынешнее российское руководство на самом деле видит окружающий мир.

Демократическая полития. При всех различиях в степени зрелости демократических политических режимов в рамках расширившихся ЕС и НАТО все они развиваются достаточно устойчиво. Существует развитая многопартийность, сменяемость власти обеспечивается благодаря институту свободных и честных выборов. Средства массовой информации свободны от контроля со стороны государства. Разделение властей достигается благодаря различным вариантам системы сдержек и противовесов.

В большинстве случаев роль парламента в политической жизни первостепенна, поскольку исполнительная власть, как правило, опирается на парламентское большинство. В новых западных демократиях президент либо делит властные полномочия с главой правительства (как, например, в Польше), либо является символом единства нации и выполняет представительские функции (как в Эстонии). Постепенно электоральная демократия в этих странах перерастает в демократию участия.