Интеллектуальная история России: курс лекций

Следующий интересный сюжет летописи отнесен древнерусским книжником ко времени князя Владимира Святославича и несет в себе определенную практичность, упакованную в легендарную оболочку. Мы ведем речь о так называемой легенде о «белгородском киселе». Летописец сообщает, что во время отсутствия князя Владимира в Киеве (он находился в Новгороде) подступили к Белгороду печенеги и «не дадяху вылезти изъ города и бысть гладъ великъ въ городе». После решения веча о сдаче города нашелся один старец, который предложил хитрость: собрать остатки овса, пшеницы или отрубей и сделать болтушку, из которой варят кисель в больших кадушках, предварительно закопав их в землю. Пригласили нескольких печенегов и на их глазах сварили кисель, заявив: «Почто губите себе? Коли можете перестояти насъ? <…> Имеемъ бо кормлю отъ земле. Аще ли не веруете, да узрите своима очима». Печенеги отведали этого чудесного киселя, поведали соплеменникам о неиссякаемых запасах пищи в Белгороде и «въсташа отъ града, въсвояси идоша»[45].

Д.С. Лихачев заметил, что в этом рассказе «чувствуется народная основа… главным героем выступает простой русский человек, своей личной инициативой освобождающий Русь от ее врагов»[46]. Однако нам представляется, что это не просто легенда, а развернутый легендарный рассказ, построенный на основе «мудрого» и «важного» примера из Священного Писания. Об осаде города и хитрости одного их горожан есть свидетельство в Библии. На ее страницах Екклесиаст свидетельствует: «Вот еще какую мудрость видел я под солнцем, и она показалась мне важною: город небольшой, и людей в нем немного; к нему подступил великий царь и обложил его и произвел против него большие осадные работы; но в нем нашелся мудрый бедняк, и он спас своею мудростью этот город»[47].

Сейчас сложно ответить на вопрос о возможной причине такого письменного хода летописца. Возможно, значимость этого библейского примера актуализировали слова свидетельства, что данная «мудрость… показалась… важною» и именно это мотивировало желание древнерусского автора поместить в текст «своего» белгородского старца, предложившего хитрость. В итоге, не исключено, что существовавшее предание об осаде Белгорода под пером книжника приобрело не просто легендарный характер, а вполне практичный, направленный к определенной цели эсхатологический смысл.

Для древнерусского летописца была важна связь со Священной историей. Поэтому, кроме уровня узнаваемой ориентации на сюжеты Библии (на который уже давно обращают внимание исследователи), он выводил второй уровень, в котором сюжеты древнерусской истории повторяли некоторые важные примеры Священной Истории. Летописец проводил сложную интеллектуальную работу по выбору объяснительной модели таких рассказов, придавая им новый смысл истории высшей истины. Этот уровень был для летописца не менее, если не более, важным, чем первый. Здесь интерес представляет уже не внешний литературный этикет, а его внутреннее содержание. Диалогический подход к тексту (автору) летописи дает возможность расширить наши представления о самом произведении, которое уже не выглядит лишь «деловитым рассказом о событиях», позволяет понять сложность работы мысли его автора.

Примеры современных интерпретаций средневековых письменных памятников Западной Европы помогают заметить, что христианская традиция формировала похожий стиль мышления эпохи или каноны мысли, пронизанные эсхатологическими мотивами, нашедшие свое отражение в хрониках, летописях и других письменных памятниках.

Приведенные выше попытки интерпретации некоторых сюжетов Повести временных лет сложно совместить с мыслью крупнейшего исследователя истории древнерусской культуры Д.С. Лихачева о том, что для летописца «не характерны самостоятельные отвлеченные построения христианской мысли, уводившей… от земного мира к отвлеченным вопросам предстоящего разрыва с земным бытием и устроения мира потустороннего»[48]. Однако не следует и забывать, что Д.С. Лихачев работал в иной традиции гуманитарного знания XX в., поэтому современная тенденция, связанная с этическим отношением к «Другому», дает возможность иначе смотреть на средневековые тексты и их авторов.

Источники и литература

1. Бахтин М.М. К методологии гуманитарных наук // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986.

2. Данилевский И.Н. Библеизмы «Повести временных лет» // Герменевтика древнерусской литературы X–XVI вв. М., 1992. Сб. 3.

3. Данилевский И.Н. Библия и Повесть временных лет (К проблеме интерпретации летописныхъ текстов) // Отечественная история. 1993. № 1.

4. Данилевский И.Н. Замысел и название Повести временных лет // Отечественная история. 1995. № 5.

5. Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX–XII вв.): Курс лекций. М., 1998.

6. Данилевский И.Н. Повесть временных лет: герменевтические основы изучения летописных текстов. М.: Аспект Пресс, 2004.