Интеллектуальный слой в советском обществе

это было не обязательно), но как можно меньшего интеллекта, кругозора, знаний и творческих способностей (каковые качества не

предполагали искреннего принятия господствовавшего идеологического маразма и, соответственно, лояльности властям, его

насаждавшим).

Не удивительно, что высший политико-управленческий слой отличался едва ли не самыми худшими культурно-образовательными

характеристиками среди других категорий лиц умственного труда в стране (479). В составе управленческой элиты почти не

встречалось даже выпускников тех немногих престижных учебных заведений, которые (пусть даже только на фоне других советских

вузов) действительно отличались качеством даваемого образования. Советские управленческие кадры получали чисто символическое

образование в провинциальных технических вузах и техникумах (к тому же очень часто "без отрыва от производства") плюс ВПШ, т.е.

по общекультурному уровню худшее из возможного даже в СССР. Для выдвиженца на партийную работу требовалась

"сознательность", а не творческие достижения и тем более способность самостоятельно мыслить, поэтому о привлечении к

государственному управлению подлинных интеллектуалов просто не мог стоять (на ХХIV съезде КПСС с гордостью отмечалось, что

свыше 80% секретарей ЦК, республик, крайкомов, обкомов, председателей Совминов, краевых и областных исполкомов и около 70%

министров и председателей госкомитетов начинали свою деятельность рабочими и крестьянами).

Более того, практика отрицательного отбора, отсеивавшего все самостоятельно мыслящее, действовала настолько эффективно, что до

сих пор в провинции интеллектуальный уровень лиц, принадлежащих к местной управленческой верхушке (по результатам

тестирования на известный IQ - "коэффициент интеллектуальности", проведенного зарубежными социологами) ниже не только

среднего показателя по образованному слою, но даже среднего по всей популяции. То обстоятельство, что средний уровень

образованности и культуры партийной номенклатуры был ниже такового интеллигенции в целом, привнесло некоторую объективную

правомерность в известное противопоставление “чиновник - интеллигент” (лишенное смысла до революции, когда культурный

уровень высшего эшелона власти был выше среднего уровня тогдашнего интеллектуального слоя).

Во всей советской истории наиболее благоприятными для интеллектуального слоя (разумеется, не в политическом, а в социальном

плане) были 40-50-е годы, когда наметилось некоторое приближение к тем стандартам его статуса, комплектования и материального

обеспечения, которые были свойственны старой России (что было тесно связано с общей тенденцией уподоблению дореволюционным

образцам), тогда как пристальное внимание к социальному составу образованного слоя характерно для периодов повышенного рвения

властей в попытках привести социальные реалии в соответствие с постулатами коммунистической идеологии (не случайно все

исследования такого рода сопутствовали соответствующим практическим мерам или предваряли их). Послевоенный период поэтому

не оставил данных по этой теме. Однако в дальнейшем советский режим никогда уже не оставлял своим вниманием социальный

состав интеллигенции.

На качестве и положении интеллектуального слоя катастрофически отразилось хрущевское правление и заданные им подходы к

политике в области науки и образования, обусловленные ожиданием пришествия коммунизма уже в ближайшие десятилетия. Именно

тогда профанация высшего образования достигла апогея. Открывались десятки новых вузов, не имеющих реальной возможности

соответствовать своему назначению. Именно в 60-е годы произошел наиболее резкий скачок численности студенческого контингента

в сочетании с резким ухудшением его качества. Именно тогда была заложена основа для невиданного “перепроизводства”

специалистов, столь остро обнажившегося к 80-м годам. Именно в результате и в ходе невиданного расширения в эти годы

образованного слоя произошло решающее, “переломное” падение престижа умственного труда и качественное понижение

относительного благосостояния занимающихся им людей.

Особенно тяжелые последствия имели эти годы для будущего науки. Обвальное расширение штатов НИИ, умножение их количества

имело естественным следствием заполнение научных должностей первыми попавшимися людьми, которые в обычных условиях не

имели бы шансов попасть на научную работу, а в значительной части и не помышлявшими об этом. Люди, пришедшие в науку в 60-х

годах, в пору “массового призыва”, без естественного конкурса - худшее ее пополнение за все советские годы. К 80-м годам они

составили большую часть того “балласта”, от которого никак не могли избавиться в ходе начавшихся тогда поползновений на

реформы. Более того, в силу естественного процесса смены поколений они заняли к тому времени основную часть руководящих

постов в науке, проводя кадровую политику в этой сфере соответственно своей сущности.

Еще одним обстоятельством, определившим новый этап падения качественного уровня интеллектуального слоя в 60-х годах по