Интеллигенция в тумане

Не скажу, что это Лужков создал новую Москву. Он, на мой взгляд, не создатель, в отличие от Петра, памятник которому он поставил руками Церетели — вопреки сопротивлению ревнителей вкуса и поборников художественной новизны. Для создателя он слишком прагматичен. Ему недостает петровского роста. Лужков — человек тенденции, человек в кепке, козырек которой не позволяет прозревать сколько-нибудь отдаленное будущее. В начале девяностых новая Москва уже напрашивалась. Ее энергия уже шла в новое русло. Лужков просто расширил его и никому не позволил прокопать альтернативный канал Москва – Будущее. А жаль. Он был и остался крепким хозяйственником. Что до политики, то его политические ходы, как мне кажется, были заимствованы из учебника популизма: все предельно просто, как е2-е4 или как слова песни: «Севастополь-Севастополь, город славы боевой...».

Дальше я буду писать фрагментами, так мне удобнее.

...Лужковская, новая Москва вырвалась не только из советского контекста, но во многом и из российского. Она все больше становилась чужим для России городом. Если в советское время она отличалась от России количественно (количеством колбасы и гречки в московских — первых в России — универсамах), то с девяностых она уходит в иное качество, в иное измерение, в иной план. Если прежде она опознавалась как привилегированная, позолоченная, но своя, то при Лужкове она заговорила на другом языке и перешла к иному, чуждому кондовой, коренной России стилю жизни и мышления, все более становясь страной Московией и все менее оставаясь Россией.

...Один мой приятель говорил в девяностых, что москвичи — особый субэтнос. Нет, Москву стал отличать от России, конечно же, не этнический колорит, а ментальный тип. Ментальная разница — самая существенная. Можно пользоваться одним словарем, будучи представителями разных культур. Москва — другая культура. Она еще не западная, но уже не российская. До Запада, впрочем, ей не дотянуть: для этого она слишком стервозна и слишком цинична. Западные столицы готовы разделить судьбы своих стран с остальным их населением. Москва, как мне кажется, этого сделать уже не готова. Теоретически я допускаю, что при известных обстоятельствах вся Россия настроит себя по Москве и вступит в такую же полусовременность. Допускаю, но не верю. Времени на это уже не остается. Да и не хотелось бы, чтобы Пермь, например, стала маленькой, ощерившейся москвой.

...При Лужкове Москва перестала быть органичным городом. Она стала искусственным образованием. Она утратила прежний архитектурный облик, потеряла былые московские дворики, но, главное, она потеряла душу, сохранив и усилив московский напор и волю к жизни и власти, к обладанию всем, что движется, стоит и стоит. Она стала еще одним многомиллионным человейником, еще одним глобалистским вавилоном. Вавилон, Babylon, Бабло(н)... А могло ли быть иначе? Едва ли. Была дореволюционная, патриархальная, купеческая Москва. Была красная, советская Москва — воплощение духа эпохи, образец советского стиля. Сейчас она представляет только себя: чистое механическое движение, бег на выживание. Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?

...При Лужкове Москва постепенно, ближе к нулевым и на их протяжении установила в России идеальный колониальный режим. Она стала настоящей метрополией. В советское время до этого все же не доходило. Идеологические маркеры были важнее культурно-территориальных границ. Москва страдала от репрессий не меньше остальных. Москвичи ехали на целину и еще в какую-нибудь тмутаракань поднимать страну. Провинциалы же посредством партийной ротации кадров вытесняли из Москвы местную элиту. На них работало их рабоче-крестьянское происхождение. Сейчас между Москвой и Россией — китайская стена с чередой маленьких дверец. Все финансовые потоки, все крупные предприятия в России контролирует Москва. Она превратила Россию в собственное предприятие, в собственное дело. Помимо прочего, это обеспечивается монопольным положением Москвы в российском информационном пространстве. Говорит и показывает Москва, и только она. России остается внимать ей в сомнамбулическом трансе.

...При Лужкове Москва стала болезнью России или, по крайней мере, одной из ее основных проблем. Она стянула на себя все российское одеяло, все силы страны. Я понимаю, что в наших условиях это совершенно естественно: люди ищут, где лучше, а лучше — в Москве. Но от этой гипертрофированной централизации власти, денег и талантов в конечном счете проигрывает вся страна. Неужели это непонятно? Нынешняя Москва заедает российский век. Она забирает все, а после (из-под содранного с нас одеяла) говорит голеньким, дрожащим на российском ветру Иванам: так живите на здоровье без меня, кто ж вам мешает? Не можете? Тогда заткнитесь! Ни в одной из развитых стран распределение человеческого и иного капитала не является столь же кричаще неравномерным, будь то США, Германия, Япония или даже Франция.